почему всякий раз, когда требуется быстрое и немедленное реагирование на внештатную ситуацию, рядом вечно никого не оказы…
Цок-цок-цок. Дыша духами и туманами.
– Доброго вечера, Анжела Афанасьевна!
Духов, кстати, она изрядно на себя выливает. Так что запах и впрямь туманит глаза, а рассмотреть пришелицу хочется получше, ибо есть куда взгляд приложить.
Еще в школе расцвела, класса после пятого. На третий год обучения в этом самом классе. А потом любящий папочка спешно сплавил дочурку подальше от позора, в какую-то элитную гимназию, где, судя по результатам, явленным Анжелкой по возвращении, не набирались ума, а старательно учились создавать его видимость.
Но впечатление производит, да. На все органы чувств сразу: даже голос не подкачал. Беседу только лучше не заводить, особенно долгую и требующую размышлений. Просто любуйся тенью задумчивости на прекрасном лице и молчи. В тряпочку.
Цок. Цок. Цок. Цыррр!
Не предназначены шпильки для каменных ступенек, выщербленных историей. Красиво, соблазнительно, но крайне травмоопасно. Хотя мне-то чего жаловаться? Ведь благодаря дамской прихоти держу в руках… Себя пока еще тоже держу, конечно, но Анжелку – в первую очередь.
– Ой.
Кукла. Если смотреть издалека. А вот если волей случая дотронуться, делаешь открытие почище, чем те, великие мореплавательские.
– С вами все хорошо, Анжела Афанасьевна? Не ушиблись?
Реснички опускаются и поднимаются чересчур плавно. Отрепетированно. Можно биться об заклад: дочка Фани даже не поняла, что именно произошло.
– Будьте осторожнее, я вас сейчас отпущу.
Хотя и не хочется. Совсем-совсем. Потому что Анжелка теплая, мягкая и податливая. Мечта всех парней в округе. А кто способен выпустить мечту из рук, да еще по собственной воле?
– Где же ты, моя Желико…
Тоже мне, Соткилава нашелся. Успешно гробит все, к чему прикасается. И памятники архитектуры, и музыку.
– Желико?
О, какие интересные новые нотки в голосе! Поздравляю тебя, Стасик, ты балбес. Тормоз то есть. И отпусти ее уже, хватит лапать! Не твое приданое.
– Желико, свет очей моих, что происходит?
– Гурген Вазгенович, вы все неправильно поняли…
Почему эта фраза, справедливая в каждом случае, когда используется, всегда звучит совершенно по-идиотски?
– Я не к вам обращаюсь, Станислав Валерьевич.
– Гугочка? Гугочка!
Только языка высунутого не хватает, как у собачки. А ведь радуется искренне, ничего не скажешь. То ли и впрямь есть что-то такое в Пургене, женщин покоряющее на два счета, то ли мозги Анжелкины сохнут год от года все быстрее.
– Гугочка, а мы завтра поедем на воды?
На гнусный серый мелкий залив вы поедете. Будете гулять по бетонному причалу и с французским прононсом кидать в пространство пространные же замечания о наступающей осени.
– Желико,
