паева
Павла Поварова
Алексея Скиженка
Станислава Лаука.
Моё пятое детище сердечно благодарит каждого их этих замечательных людей за право появиться на свет, а я к нему присоединяюсь.
Мамочева совершенно невыносима.
Как почти все участники проекта Юрия Вяземского «Умники и умницы», она вундеркинд. Как почти все вундеркинды, она измучена противоречием между собственным умственным и физическим развитием. Она озабочена непрерывным самоутверждением и создает информационные поводы на каждом шагу. Даже когда ей кто-то дает денег на издание книжки (в данном случае это Светлана Сурганова), она добивается публикации информационной заметки на эту тему. Еще и книги никакой нет, а заметка уже есть.
Если вы обратили на Мамочеву благосклонное внимание, она не отстанет от вас никогда. Возможно, она хочет славы. Мамочева хочет много печататься и выступать, а пишет она гораздо больше, чем нужно. Очень часто тема не успевает вылежаться. Мамочева пишет по любому культурологическому или даже календарному поводу. Недостаток жизненного опыта она компенсирует избытком поэтических средств: все у нее на пределе, в осколках, в рваных ранах и т. д. При этом ее лирическая героиня довольно часто любуется собой. Она довольно щедро заимствует приемы – у Маяковского, у Бродского, у современников и в особенности современниц, которые все теперь неотличимы друг от друга: у всех тот же эмоциональный перехлест вместо живой и лично прожитой конкретики, тот же надрыв и та же кокетливая самоирония. Из стихотворений, вошедших в эту книжку, я отобрал бы пять, много – шесть; но Мамочева печатает всё, что написала, и презирает отбор. Ей кажется, что если она в раз в год (а лучше бы два) не выпустит книгу и не выложит в Фейсбук по крайней мере одно стихотворение в неделю, ее забудут или не узнают и так она и сгинет в безвестности. Я не знаю, даже не догадываюсь, какой именно комплекс она избывает такой гиперактивностью, но догадываюсь, что комплекс очень большой. Я мог бы сказать, что узнаю в ней себя, но я, во-первых, никогда не был столь явным вундеркиндом, а во-вторых, старался себя как-то дозировать. Чтобы я написал это предисловие, Мамочева отлавливала меня в МГИМО раз шесть плюс иногда еще звонила по телефону. Она упирала на то, что предисловия требует издатель. И все мои аргументы насчет того, что этого издателя я знаю двадцать пять лет и как-нибудь с ним сам договорюсь, на нее не действовали.
Короче, Мамочева – это ужас, летящий на крыльях ночи.
Терпеть все это можно только за то, что она действительно умный человек и талантливый поэт, который со временем выпишется в замечательного; за то, что ей небезразличны люди и потому в ее стихах есть живые, а не вычитанные или выдуманные герои; за то, что она знает современность и чувствует ее приметы; за то, что помимо самолюбования в ее стихах порой чувствуется настоящая самоненависть; и наконец, за то, что ей с собой гораздо труднее, чем всем нам – с ней.
Теперь бы ей еще мужа хорошего и детей пяток, чтобы время для стихописания не отмеривалось щедрой мерой, а выкраивалось и чтобы ее страстная жажда кого-нибудь любить и спасать нашла наконец достойный и гармоничный выход.
Вера
Парень прирос к постели.
В дрожащем теле
Стонет, горя́, душа, как еврей в печи
Мамино «Ты меня видишь?»
Парню – идиш:
Губы его горячи, в глазах – кумачи.
Парень кашляет так, что качаются стены
Против системы;
В шапке потных волос он похож на гриб.
Мама, свернувши шею четвёртой микстуре,
Ёрзает на поросшем иголками стуле.
Мама взяла отгул: у Серёжи – грипп.
Сыну звонят то с работы, то из универа.
«Мам, это Вера!.. Мам, это точно Вера!» —
Вскакивает, чуть успев заслышать звонок.
Мама Серёжин чай проливает на брюки,
Трубку хватает, кладёт и, ломая руки,
Шепчет, как будто старея: «Почти, сынок»,
Шепчет – как исполняет смертельный номер.
Парень, выслушав, чует, что снова помер:
Чувствует – всякий раз, всякий чёртов раз.
Валится в мякоть подушки гудящим затылком,
Любуется стыком
Пары стен, принимающих алый окрас.
Вдруг… еле слышный стук в плоть входной-то двéри.
Мама из комнаты: открывать Вере! —
Знает Серёжа, простясь с преснотой простуд.
Вот нарастающий топот любимых пяток.
Парню до ужаса больно промеж лопаток —
Лишь оттого, что крылья – растут, растут…
Харакири
Жизнь
