простите?
– Рядовой Шматов, приятель Будищева.
– Господь с вами, господин штабс-капитан! Неужели вы всерьез полагаете, что я помню всех рядовых вашей роты? Если так, то вы безбожно льстите моей памяти, чего она совершенно не заслуживает.
– Да, действительно, – смутился Гаупт, – прошу прощения, он примерно четырехвершкового[32] роста.
– Ну, это, пожалуй, возможно. Но повторюсь, вероятность такого не слишком велика.
– Что же, я вас понял, Александр Викторович. Готовьте заключение, мне необходимо будет приложить его к докладной записке.
– Сию секунду!
– Да, и постарайтесь писать разборчиво. Перебелить ее будет некому, разве вы сумеете воскресить вашего пациента.
– А вот это вряд ли, – скупо улыбнулся врач.
– Э-э… вряд ли воскресить или вряд ли написать разборчиво? – пошутил Гаупт.
– И то и другое, Владимир Васильевич, сами, небось, знаете, умеющих писать каллиграфическим почерком с медицинского факультета нещадно изгоняют еще на втором курсе[33]. Чтобы, так сказать, не позорили профессию.
Все же разговор с врачом не успокоил до конца офицера. Штабс-капитан был человеком дотошным и не любил неясностей. Но как дознаться до истины, он не представлял. Заключение врача насчет Будищева почти успокоило его. «Почти», потому что оставался нервно ведущий себя Шматов. Но если первый был крепким орешком и расколоть его даже в случае виновности было непростым делом, то второй, вне всяких сомнений, был слабым звеном. «А что если виновен Шматов, а тот его покрывает?» – мелькнула мысль у Гаупта.
Тут его внимание привлек только что подъехавший экипаж. Впрочем, назвать экипажем эту повозку было бы изрядным преувеличением. Скорее, просто линейка, но управлял ей не кто иной, как полковой священник отец Григорий Лапшин.
– Здравствуйте, батюшка, – поприветствовал его офицер, в голове которого мелькнула удачная, как ему показалось, мысль.
– Спаси Господь, – благословил его иеромонах.
– Вы, верно, в связи с нашим происшествием?
– Истинно так, – важно кивнул тот, – надо бы отпеть новопреставленного раба Божьего.
– Отец Григорий, – решился Гаупт, – у меня к вам дело.
– Слушаю вас.
– Видите ли, есть основания полагать, что в несчастном случае могут быть замешаны два человека.
– Что это значит, вашего писаря убили?
– Я пока не знаю, но…
– И какого же рода у вас дело?
– Не могли бы вы поговорить с подозреваемыми. Так сказать, помочь им облегчить душу.
– Господин штабс-капитан, – пристально посмотрел на Гаупта священник, и от его пронзительного взгляда тому стало не по себе, – а вы меня, часом, ни с кем не перепутали?
– Отец Григорий, я прошу вас посодействовать в раскрытии возможного преступления!
– Нарушение тайны исповеди, сын мой, никакими
Вершок – 44,45 мм. По русской традиции рост человека указывался в вершках, свыше двух аршин. То есть рост Шматова порядка 1,6 м.
Вообще-то тут автор несправедлив. В те времена каллиграфический почерк считался обязательным для образованного человека. Так что современные врачи в эту категорию попали бы вряд ли.
