методе Морено: «Мы рассматриваем социометрию как метод, который при последовательном и широком применении поднимает нашу науку из состояния общественно-научной астрологии на высоту астрономии» (139). А его французский коллега Жорж Гурвич, который практически в одно и то же время с Морено, но независимо от него ввел в социологию понятие микросоциологии, или изучения малых групп, комментирует социометрию Морено следующим образом: «Специфика социометрии состоит в том, что само по себе измерение – это весьма ограниченное в техническом отношении средство достижения лучшего понимания количественных связей с социумом; эти связи характеризуются спонтанностью, творческим элементом привязанностью к моменту и включенностью в неповторимые конкретные конфигурации» (43).
Спонтанность, креативность, привязанность к моменту и включенность в неповторимые конкретные конфигурации являются, однако, такими же основными элементами психодрамы, как и социометрии. Уже из этого факта всем интересующимся теорией и практикой психодрамы очевидна необходимость в социометрическом экскурсе. Однако здесь мы можем обрисовать социометрию лишь в самых общих чертах. Подробное обсуждение социометрических исследований Морено и новых разработок в социометрии, приведших к появлению вместо качественного скорее количественного метода исследования и всеобъемлющего теоретического обоснования, вышло бы за рамки поставленных в этой главе задач. Поэтому мы вынуждены довольствоваться здесь ссылкой на труды Морено по социометрии и на богатую литературу международной социометрической школы.
Возникновение социометрии
Социометрический метод, равно как и все творчество Морено, явился результатом осмысления феноменов столь обыденных, что они едва ли обратили бы на себя внимание менее беспристрастного в обращении с фактами исследователя. Подобно остальным разработанным Морено методам, социометрия обязана своим возникновением его умению удивляться и характерному для мореновского мышления высотному полету, породившему у него стремление постичь суть всех непонятных явлений в их всеобъемлющем значении.
Так и жил с этой внутренней установкой молодой врач Якоб Морено Леви, когда в конце Первой мировой войны ему было поручено оказывать медицинскую помощь больным в лагере беженцев Миттерндорфе неподалеку от Вены. Хотя изгнанные со своей родины южнотирольские крестьяне находились там в одинаково неблагоприятных внешних условиях, тем не менее Морено был поражен, насколько по-разному были выражены у них недуги, нередко проявлявшиеся в вегетативных симптомах, которые сегодня мы бы назвали психосоматическими. Он наблюдал, что более благополучные из беженцев делили, как правило, свои бараки с родными, старыми знакомыми или новыми друзьями, тогда как в хибарах его постоянных пациентов в порядке вещей были раздражение, натянутые отношения и склоки. Обладая живым воображением, Морено «увидел», как туда
