стоит рядом. Именно здесь я решаюсь наконец решительно определиться в одном очень важном для меня вопросе:
– Слушай внимательно, Ната, – вкрадчиво говорю я.
– Я слушаю, – отвечает она.
Нас никто не слышит, а вот мы отлично слышим друг друга и поэтому можем говорить спокойно и негромко.
– Я сам о себе могу сказать достаточно много гадостей. Если ты считаешь, что я лгунишка, то вот тебе моя авторефлексия, самообозрение, так сказать. Я подлец, негодяй, трус, обманщик, сволочь, мерзавец, мошенник, мелкий воришка, сукин кот, мразь, подонок, огрызок цивилизации, ретроград, графоман, плут, недоносок, шакал, гадёныш, дрянь, насильник, убийца, ублюдок, хорёк, предатель, подхалим и выжига, тунеядец и жмот, взяточник и лизоблюд, вероотступник, отвратительная тварь и последняя падаль смердящая. От меня дурно пахнет. Зловоние, источаемое мною подолгу не выветривается. Таких как я надо стрелять в затылок, вешать на фонарных столбах за ноги, топить в прорубях. Таким как я надо отрубать руки и ноги, держать за решётками в резервациях. Я развратник и растлитель юных душ. Я засранец из засранцев, заразная вошь, ненормальный, шизофреник, маньяк лиходей и прелюбодей. Слизняк и подкаблучник, проходимец и проныра, мародёр и невежа, дурак и глупец. Я слюнтяй и растяпа. Дурак из дураков. Я разносчик опасных болезней, психопат и неврастеник. Я примитивен и несообразителен, непрерывно щёлкаю своим поганым ртом и от меня за версту разит гнилью. Не перечесть всех обманутых мною женщин, не спасти всех сведённых мною с ума детей. Меня окружают со всех сторон добрые, умные, интеллигентные люди. Но я толстокож и неуклюж. Я веду себя, как слон в посудной лавке, я привлекаю внимание, как последняя проститутка. Я выпендриваюсь, выёживаюсь, прогибаюсь, ловчу, изворачиваюсь, лгу на каждом шагу. Мне противно смотреть на свою неопрятную харю, на этот обвислый мерзкий живот, на эти вечно грязные ногти. Мне самому невыносимо ощущать запах этих вечно грязных нестиранных носков. Мои неприбранные жирные потные слипшиеся волосы и мои гнилые вечно больные зубы довершают мой портрет законченного идиота. Моя непорядочность легко читается в треснутых стёклах моих вечно нелепо склеенных скотчем или изолентой очков. Я не аккуратен, не собран, разбросан. Я уродлив лицом и моё тело изъедено грибками и язвами. Я чешусь, ковыряю в волосатом носу, ем собственные сопли, непристойно выражаюсь, откровенно матерюсь и просто не перестаю удивляться, как меня, сопливого придурка, ещё терпят в цивилизованном обществе. Есть только одно объяснение, почему меня в моих нестиранных штанах иногда кормят за приличными столами, а именно: меня, как диковинную обезьяну для разнообразия иногда показывают знакомым. Именно так я себя и чувствую в гостях. Я – горилла неотёсанная, которая вдруг способна на членораздельную речь. Говорящая свинья – это любопытно. Потому-то я вынужден непрерывно менять адреса и пристанища, что говорящая вонючая подлая и неблагодарная свинья может быть интересна не более пятнадцати минут. Я гажу всюду, где появляюсь. И из загаженного мною
