меня сбило хвостом. Я не знал, жива ли Джейн, жива ли Рэнди – первую я не слышал, а вторая не могла бы подать звука. Я лез по скользкому пластику, и он был как гора – мне никак не удавалось её одолеть.
В какой-то момент я поскользнулся и упал на бок – оглянулся назад и увидел разорванное небо. Куски голографического пластика со звёздами свисали низко и грозили отвалиться – впору было загадывать желание.
По ту сторону Годзиллы слышались крики, но по ним было не понять, что происходит. Я должен был добраться сам. Должен был добраться, хотя я нифига не ковбой, а заурядный столичный слизняк. Девочка моя, зачем ты у меня такая большая? Не будь ты такой толстой, я давно бы через тебя перелез…
Где-то краем сознания я отметил, что землетрясение кончилось. Теперь, когда стенка между парком и Диким Западом рухнула, становилось понятно, чем они были на самом деле – большая подземная пещера, природного, должно быть, происхождения. Преобразованная и облагороженная, она вдруг выбралась наружу всем своим базальтом или гранитом. А там, где плита треснула, появилась вода. Похоже, тут есть подземное озеро или подземная река.
Я вспомнил жест Рэнди – щепоть, море. Трогать воду. Она хотела трогать воду! Возможно, она чувствовала её – вода ведь появилась именно в той стороне. А значит, если вывести воду наружу, залатать дыры герметиком, установить подсветку, починить стену, а потом перенастроить голографический пейзаж – это надо, чтобы сделала Рэнди, она мастер, не то, что я – тогда будет самая восхитительная иллюзия, какая только бывает на свете. Море. Надо будет где-нибудь раздобыть к нему звуков. Сенсорный рай. И мы будем жить в раю. Я и Рэнди.
Это будет совсем не дорого – сделать здесь море.
Верхолаз
Люблю свою нору. С тех пор, как купил ее – ни разу не разочаровался, хотя нора специфическая. Стены обшиты деревом, как в каком-нибудь дачном домике, единственное окно – правда, окно огромное, в полстены – имеет форму арки. Двор скучный, но мне нравится его рассматривать. С тех пор, как срубили здоровенную пихту, видно каждого, кто входит и выходит. Ни с кем из соседей я не знаком, поэтому могу, наблюдая за ними, сочинять про них истории, сколько мне вздумается. Никто не опустит с небес на землю и не расскажет, что мужик, из которого я мысленно сделал космонавта, майора в отставке, из-за его странной, шатающейся походки, на самом деле запойный алкаш и бьет свою жену. Хотя нет… вряд ли бьет. Выправка у него такая… вылитый майор. Но пошатывается. Космонавт.
Мое жилище тоже, наверное, кто-нибудь принял бы за тайную базу инопланетянина. Все перегородки внутри убраны, границы между кухней, ванной и спальней чисто условные. Ни одной табуретки, ни единого стула. Стены и потолок оплетены канатами, многие из них свисают на разной высоте. Не для красоты – раза два или три в день я цепляюсь за один их них, лезу по нему вверх и так, на руках, добираюсь под потолок, до турника. Там пятьдесят подтягиваний, потом такая же, обезьянья, дорога обратно. Пятьдесят отжиманий. После этого можно снова приниматься
