Олег. – Или в висок или по кадыку врезал разок, и завалил бы вашего хирурга к херам. А я его промеж лопаток толкнул, там болевых точек нет, и ты это знаешь. Давай следственный эксперимент, экспертизу…
– Будет, – оборвал его следователь, – все будет, а ты посиди пока, подумай.
Но конвой вызывать не стал, снова взялся за бумаги. Олег мельком глянул на ворох документов и отвел взгляд. Характеристики, объяснения, протоколы – ему эта муть была безразлична. Почему-то накрепко засела уверенность, что от этих бумаг ничего не зависит, а судьба Олега Казарцева решается совершенно в другом месте. Следак сложил все аккуратной стопкой, взял верхний лист.
– Заявление об усыновлении Артема Казарцева. Родственник ваш?
– Племянник, – сквозь зубы отозвался Олег, едва сдерживаясь, чтоб не послать старлея по матери. Очкастый отложил этот лист, взял другой.
– И свадьба у вас намечается, с Алтыновой Мариной. – Он исподлобья глянул на Олега, но тот продолжал изучать паутину трещин. Ага, свадьба. Намечалась, было дело, еще пару дней назад, а сейчас вся жизнь из-за этого чокнутого хирурга летит к чертям.
– У меня регистратор в машине, – Олег посмотрел на следователя. – Там запись, как этот хирург человека убил. Вам будет интересно.
– Посмотрим. – Следак вытащил из папки газетный лист, перевернул его, и прочитал вслух:
– Сегодня на глазах нескольких десятков человек неизвестный спас из-под колес поезда щенка. Хозяйка пса не успела отблагодарить спасителя, и через нашу газету просит передать ему слова благодарности. Животных, вижу, любите?
Олег уставился на следователя, на газету перед ним, подтянул лист к себе. И первым делом увидел себя – грязного, взъерошенного, девчонку в обнимку с щенком, Артема рядом. Снимок был кривоват и мутноват, снимали чем-то вроде мобильника, но лица различимы и узнаваемы. Ну надо же, где бы еще наткнуться на такое…
– Я тоже люблю, особенно енотов, – сказал следователь и снял очки, поморгал крохотными голубыми глазками. – Они такие славные. Я б завел парочку, но жена против.
– Я его не убивал, – повторил Олег, – он гнал, как пьяный, и потом в столб врезался. Может, это черепно-мозговая?
– Может, – согласился следователь, и закрыл папку, – экспертиза покажет, а суд решит. Ждите.
Заседание назначили на вечер, и Олег за сутки так извелся, что на исход было уже плевать. Сидел на жесткой холодной лавке и смотрел в пол, по сторонам особо не глядел. Чужие были неинтересны, как и он им, а на слишком ярко накрашенную поверх почти синюшной бледности Маринку и смотреть не хотелось. Она примостилась около двери и глядела то на Олега, то на судью, листавшую бумаги. На одной, подшитой в конце, задержалась, изучила особо вдумчиво. Потом выступил гособвинитель, расписал деяние Олега самыми черными красками. Маринка мрачно глядела на сурового дядю, Олег пропустил его речь мимо ушей – чего там слушать, и так все известно.
– Вину признаете? –
