ответ получат то же самое, что вчера, и позавчера, что и два часа назад:
– У нас будет спиритический сеанс? Мы давно умерли, твой хозяин постарался…
И в итоге короткие гудки, словно барышня нервная трубку бросила, никакой фантазии у людей, хоть бы раз спросили для порядка: когда умерли, где, при каких обстоятельствах… Или им не интересно? Или по званию не положено вопросы задавать? Скоро узнаем.
Илья отключил мобильник, положил его на стол рядом с подносом и принялся за кофе. Гадость редкостная, но декорациям надо соответствовать – все вокруг озабоченно жуют фаст-фуд и пялятся на экраны мобильников и в планшеты, выделяться из толпы не стоит, камер наблюдения тут, наверняка, по всем углам понатыкано. Две штуки он разглядел еще у входа, третью обнаружил четверть часа назад, предусмотрительно сел к ней боком и развалился на стуле перед заваленным едой подносом. Со стороны – обычный посетитель американской забегаловки готовится приступить к неполезному, битком набитому холестерином и лишними калориями бизнес-ланчу, предварительно проверив, нет ли новых сообщений на личной страничке в соцсети. И таких тут еще человек сорок, если не больше, жующих, смеющихся, обсуждающих планы на вечер, на завтра, на грядущее лето. И только один из всей толпы не загадывает наперед, а по самую макушку в прошлое провалился, и мало того, что все скелеты в собственном шкафу перетряхнул, так теперь и к чужим тянется. Да только уже не к шкафам, а к могилам.
«Меркушев, скотина, что ты сделал с девчонкой? Сколько она успела прожить – пять лет, шесть, прежде, чем оказалась на твоей даче? Ее звали Юля, если старая мразь – директриса детского дома, перед тем, как повеситься, не выжила из ума и не впала в старческий маразм. Но мы оба знаем, что эта тварь сохранила рассудок и память до своего последнего дня и прожила долго, даже слишком долго, я бы ее лично в гроб уложил – и за Юлю бы поквитался, и за остальных детей, которых менты как собак закопали, да не успел. Зато ты жив, и, надеюсь, здоров, нам с тобой есть, о чем потолковать, так что до встречи» – письмо улетело на общий адрес «Трансгаза», почтовый сервер сообщил, что оно успешно доставлено по назначению. Прошло уже – Илья потянулся к свертку с сэндвичем и посмотрел на телефон – почти четверть часа. Так, всем приготовиться, звонили ему десять минут назад – значит, очередное послание прочли, выводы сделали, а также координаты шантажиста засекли, времени на это было предостаточно. Теперь ждем, в прошлый раз им понадобилось почти полчаса, Илья уже уходить собирался, впрочем, тогда дела кое-какие были, надо бы и сегодня в одно местечко наведаться, проверить кое-что, давно он там не был. Но пока он совершенно свободен и готов ждать, сколько потребуется. Забавное зрелище, надо сказать, грех такой аттракцион пропустить, тем более еды полно, бурда в картонном стаканчике еще не остыла, и место удобное, практически в партере – напротив входной двери.
Илья расправился с промасленной оберткой и вцепился зубами в горячий бутерброд, поморщился и принялся жевать. Деваться некуда, придется есть эту гадость, чтобы уж полностью и бесповоротно соответствовать образу забежавшего наскоро перекусить клерка, курьера или прочей офисной шушеры. Одно радует – он тут как в лесу, в переполненном по случаю обеденного времени ресторане найти отправителя письма непросто, особенно если не знаешь его в лицо. Зато он сам заочно с парой-тройкой меркушевских псов познакомиться успел, и даже в досье их рожи внес – малоприятные рожи, надо сказать, но черт его знает, может, когда и пригодится, пусть пока в компе повисят, просто так, чисто на всякий случай. Да и не псы это, слишком громко сказано, а шестерки псов, пешки, нижнее звено в пищевой цепочке. Зверье покрупнее в сторонке пока отсиживается, и неудивительно, он бы и сам также поступил – а что прикажете делать, когда ищешь то, не знаю что? Вернее, кого…
В дверь ввалилась новая партия голодающих, очередь к кассе моментально выросла, раздвоилась, потом расстроилась, вновь прибывшие задрали головы к меню под потолком и, судя по выражению лиц, прикидывали, какой бы гадостью сегодня пообедать. Только не эти двое со скучными чисто выбритыми рожами и одинаковыми «площадками» на макушке, одеты неброско, во все серо-синее, немаркое, незаметное, руки держат в карманах. Замерли на пару секунд в дверях, не обращая внимания на прущую в обе стороны толпу с подносами и пакетами в руках, и разошлись в стороны, двинулись, не спеша, на обход переполненной галдящей толпой харчевни. Илья расправился с бутербродом, скомкал обертку и бросил ее на поднос. Промахнулся, и бумажный комок свалился на пол, Илья чертыхнулся, потянулся за ним, свободной рукой зацепив со стола мобильник. Ракурс он выбрал неудачный, зато маневра никто не заметил – ни посетители, ни те, двое, видом напоминавшие ему замороженных кур: такие же бледные и неповоротливые. Понятно, что неловкость и заторможенность обманчива, в любой момент, почуяв добычу или получив отмашку, эти ребятки преобразятся, но уж больно потешно они сейчас выглядят. Для посвященного, разумеется, остальным-то плевать на их тормознутость – может, столик пустой мужики ищут, или отлить им приспичило, но к заветной дверке очередь образовалась, а терпежу-то уже и нет совсем…
Илья бросил обертку на поднос,
