style="font-size:15px;"> Лариса водила его на детские спектакли, потому что сама любила театр. Даня сначала убегал из зала, потом смотрел куда угодно – на люстру, соседа справа, только не на сцену. Даже старые детские фильмы, которые любила она – «Буратино», «Пеппи Длинныйчулок», «Морозко», – Даня смотрел вполглаза.
– Тебе неинтересно? – спрашивала Лариса.
– Они не настоящие, – бурчал сын, – это люди переодетые.
– Правильно, актеры. Такая профессия.
– Они изображают. Они не настоящие. Я тоже так могу.
– Нет, не можешь. Этому надо учиться.
– Ты можешь. Ты меня обманываешь, и я верю.
– Я тебя не обманываю.
– Все взрослые обманывают.
Лариса любила транспорт – машины, троллейбусы, трамваи, метро. Ее успокаивал размеренный стук.
В детстве лучшим развлечением была «поездка на трамвайчике». Они с мамой ехали в другой район на автобусе и там пересаживались на трамвай. Маленькую Ларису восхищало все – что остановка не на дороге, а в аллейке, что двери в трамвае открываются по-другому, что едет он медленнее, «почухивая». Она придумала это слово – «почухивая». Не равномерный чух-чух, как у поезда в метро, а почух-почух. Одно то, что трамваи ходили не везде, делало их для нее особенными. А в метро? Как ей было интересно в детстве в метро! Турникеты со страшными железными руками, которые могут в любой момент тебя схватить! Она проскакивала мимо них, зажмурившись. Эскалаторы, которые Лариса называла экскаваторы, – еще одно препятствие. Нужно перепрыгнуть, пока ступенька не исчезла. А Даню тошнило, рвало, он без конца ныл и капризничал. Ничто его не удивляло, не радовало. Ну трамвай, ну метро.
Лариса не любила гулять. Через час уставала, замерзала и мечтала только о том, чтобы поскорее вернуться домой. Кислород, конечно, нужен, но бессмысленно бродить по дорожкам, разглядывать листочки-почки… Ей нужен был смысл или конечная цель, к которой гулять.
На прогулках Лариса вспоминала слова своей мамы. Та, вытаскивая ее на улицу, всегда приговаривала: «У тех, кто сидит в тюрьме и не гуляет, серые лица. А у тех, кто на свободе, – розовые. Если ты будешь сидеть дома, тоже станешь серая».
Даня же без конца что-то рвал, рассматривал, ковырялся в земле, таращился в небо…
Как-то она разбирала его книжки, детские журналы, и из ящика вывалились засохшие листья, желуди, веточка сосны. Она все собрала, выбросила и забыла. Через несколько дней из комнаты донесся крик.
– Мама! – кричал Даня, раскидывая книги. – Где мои листочки? Куда ты их спрятала?
– Я не знаю, – ответила прибежавшая на крик Лариса.
– Где они? Мои листочки, мои хорошие. Там столько было… – плакал сын.
– Дань, я убирала, – призналась она, – может, выбросила случайно.
– Ты специально. Где? Куда ты выбросила? – Данька рванул на кухню и стал ковыряться в мусорном пакете.
– Даня, перестань, это давно было. Уже нет. Мы еще соберем. Полно же везде этих листочков.
– Нет,
