style="font-size:15px;"> Верзила скалится в ухмылке:
– Глупый мальчишка… Зачем ты вернулся? Разве сложно усвоить главное правило – каждый сам за себя?
– Я дал слово!
– Какое еще слово?
– Слово трикстера, – шепчу, понемногу освобождая пальцы левой руки. Зажатая между ними тонкая фиговина выпрямляется в его сторону…
И ничего не происходит.
– Что, щенок? Ждешь награду за смелость? – «мясник» до сих пор улыбается, даже шагнул ближе, целясь в меня из «грача». – Ладно, убью тебя быстро!
«Неужели не сработало?!» – мелькает отчаянная мысль. Как завороженный, я смотрю в темный зрачок пистолета. Это длится долго – может быть, целую секунду… И вдруг «мясник» вскрикивает, будто его укусила змея.
Скатывается с крыльца, выронив оружие. Хрипит, корчась. Наверное, ему очень больно – так, словно кто-то невидимым ножом вспарывает его потроха.
Я вздыхаю – глубоко, облегченно. И наконец-то разжимаю сведенные судорогой пальцы – уже бесполезный, тонкий стержень выпадает на траву.
Я не ошибся. Это была «чертова игла» – та самая, о которой рассказывал Петрович. Мне удалось ее активировать. И значит, «мясник» еще пару часов будет хрипеть в невыносимых муках – прежде чем околеет.
Я обхожу его вздрагивающее тело, поднимаю с земли отцовский «грач». Шагаю в дом, пересекаю коридор, распахиваю двери чулана. Спускаюсь в открытый люк. И замираю внизу, будто наткнувшись на невидимую стену.
Подвал – слабо освещен. Но даже тусклого огонька диодной лампочки хватает, чтоб понять…
ОПОЗДАЛ!
Едкие ароматы крови и горелого мяса бьют в ноздри – так что перехватывает дыхание. А в углу скорчилась фигура – почти неузнаваемая…
И все-таки я его узнаю. Все-таки я могу рассмотреть даже то, что не хотел бы видеть, – с непоправимой, мучительной ясностью…
ОПОЗДАЛ!
Несколько секунд я не двигаюсь – будто ноги примерзли к полу. И наконец делаю шаг ближе, стараясь не вступить в широко растекшуюся мутно-бордовую лужу.
Мне страшно и невыносимо горько.
А он, этот полумертвец, вдруг открывает глаза и хрипит радостно:
– Глеб!
Его лицо, бледное, как вечернее небо, почти серое. Но Андрюха улыбается – словно ему полегчало в эти последние минуты.
– Глеб… ты такой молодец… – шепчет разбитыми губами. – А мне казалось… ты уже не вернешься…
Я проглатываю ком в горле. Пытаюсь ответить что-то бодрое:
– Да ладно, Андрюха… Разве я мог по-другому? – и торопливо отворачиваюсь, чтоб он не заметил предательские слезы. – Я ведь дал тебе слово… Слово трикстера!
Глава 2
…Солнце поднималось выше. А ветер качал кроны. Золотые листья слетали с веток и порхали, как растревоженные бабочки.
Один из листков опустился прямо в мою ладонь. Он оказался теплым, будто живым.
