на установление тех или иных границ «черной общности». Они существенно расширяются, когда речь идет о политической солидарности иммигрантов, и, напротив, сужаются, когда разные группы иммигрантов апеллируют к своим культурным и языковым истокам. При этом некоторые активисты «черного» движения склонны ограничивать «черную общность» только теми, кто происходит из стран Британского содружества, а иной раз еще более сужают ее границы, апеллируя лишь к тем, кто имеет африканское происхождение. Это, разумеется, ведет к автоматическому исключению «азиатов». Поэтому другие «черные» политические лидеры предлагают включать в эту категорию всех, кто страдает от расизма в Великобритании из-за цвета своей кожи. Но когда в 1980-х гг. британские власти изменили политику и начали оказывать поддержку этническим меньшинствам, «черная» категория этнизировалась и, наряду с «азиатами», стала означать одно из меньшинств, требующих доступа к финансированию и другим ресурсам. В то же время у британских полицейских были свои представления о том, кого следует признавать «черными» в соответствии с инструкцией, составленной властями в 1987 г. Следует заметить, что культура иммигрантов также не остается в замороженном состоянии, а видоизменяется в диалоге с британской культурой. Все это делает «черную» категорию в Великобритании весьма неопределенной и несколько парадоксальной[529].
Во всех упомянутых случаях людей различают не по крови, а по фенотипу, и расизм не поддерживается законодательством, как это прежде наблюдалось в США и ЮАР. Иногда даже имеются законы, сурово преследующие за расизм. Это не мешает тому, что расовые и социоэкономические категории нередко смешиваются[530]. На практике же дискриминация остается суровой реальностью и выражается в отношении к людям иной расы, в том числе со стороны работодателей, полиции и чиновников[531].
В Латинской Америке и в некоторых странах Африки расовые отношения находят выражение даже в идеале красоты, которому придаются черты белой расы. Кое-где производятся специальные процедуры, позволяющие коже «побелеть». При этом речь идет не только о физической красоте, а о символах более высокого социального статуса, связанного с прямыми волосами и белой кожей. В этих условиях светлая кожа играет роль социального капитала[532]. И чернокожее население Латинской Америки предпочитает называть себя «морено» (коричневые), а не «негро» (черные)[533]. Аналогичным образом, выходцы из Бангладеш в Англии и выходцы из стран Карибского бассейна в США не желают называться «черными». В подобных случаях иммигранты предпочитают сохранять свои национальные или этнические самоназвания[534].
Иной пример приводит английский социальный психолог Генри Тэджфел. Он пишет о студентах из Вест-Индии, которые ехали на учебу
См., напр.:
