ез его руки? Он уже давно сбился со счёта. Ничего нового за эти слишком долгие годы. Очередное дело обречённого. Ничего нового, абсолютно.
Жёлтая потрёпанная бумага старше Купола лет, наверное, на 10, если не больше, так и норовила развалиться на мелкие кусочки в руках судьи. И где только умудряются брать такой раритет?..
Генри Хаус. Чёрт, какой корявый почерк. Неужели нельзя наконец уйти от формальностей и не писать досье вручную? Хотя какое кому дело?..
Государственный идентификатор 23111. Обвиняется в нарушении Нормы №21 по "Кодексу Норм и Порядков".
Употребление спиртных напитков…
У них не было шанса на помилование. Судья пролистывал дела подсудимых больше из чистого любопытства, чем желания попробовать хоть что-то изменить. Даже любопытство стало для него той же надоевшей, но необходимой формальностью. Смысла в ней было не больше, чем в желании судьи повлиять на судебный процесс, если бы таковое существовало.
Тонкая папка с делом, как можно было аккуратно, полетела на левую сторону стола с просмотренными досье подсудимых, но тем не менее чуть не уронила всю их груду на устеленный ламинатом пол. Судья не спеша поправил кучу никому не нужной макулатуры и вернулся в рутинное рабочее положение.
Бернард Арлер. Идентификатор 43516. Опять Норма №21. И где они только умудряются доставать алкоголь? Подпольные конторы, видимо, без дела не сидели, в отличие от Отделения по Надзору. У него явно были более важные дела. И это опять же не его дело. Его дело – просто выполнять заданную работу.
В левую часть стола.
Билл Гаррет. Идентификатор 70096. Достижение 60-летнего возраста. Судья тяжело вздохнул. Нормы всегда казались ему фанатизмом, или он только что обратил на это внимание?
И так каждый вечер. После работы он просматривал дела, уже завтра рассматриваемые на судебных церемониях. Будто бы у этих людей был шанс, зависящий от вечернего времяпрепровождения судьи. Чепуха…
И всё же внутри него теплилась глупая и едва ощутимая надежда на это, принуждавшая перебирать досье день за днём, снова и снова.
Имена и идентификаторы подсудимых медленно расплывались в несвязную кашицу, перемешивались с редкими дневными событиями, небрежно и нечётко отпечатавшимися в мозге. Глазные веки наливались свинцом, раз за разом закрывались всё чаще, и судья постепенно начинал клевать носом жёлтые бумаги.
Последняя папка уже не так аккуратно отлетела на своё место. Судья плавно облокотился на спинку кресла, давно служившего и стулом, и кроватью. Так заканчивался каждый день его бессмысленной жизни, если её вообще можно было ею назвать. Его должность и работа были абсолютно бесполезными, занятия в свободное время ещё хуже. Не того он ждал от взрослой жизни. Само его существование не питало даже капли логической связи с непрерывным течением событий во вселенной. Впрочем, эту связь потеряла вся оставшаяся часть планеты.
В детстве он хотел быть тем, кто внесёт свою долю справедливости в эту жизнь. Судья усмехнулся сквозь дремоту. Сейчас он понимал, что несёт лишь безвыходную смерть обречённым по собственной вине, неугодным жёсткой системе, или же не виновным вовсе. Лишь приближает неизбежную гибель каждого, кто своим поведением хоть чуть выйдет за рамки установленных Норм.
Как беспощадный ангел смерти, он отбирает у людей всё, что они когда-то имели и за малейшую оплошность лишает их жизни. Беспощадный и беспомощный он только выполнял свою несложную на первый взгляд работу.
Сознание постепенно неслось куда-то слишком далеко. За пределы здания суда, которое он не покидал последнюю неделю, за пределы ненавистного каждому второму и подчиняющего каждого Купола, за пределы омертвевшей планеты Земля…
В царство сладкого сна, позволяющего ненадолго вырваться из окутавших всё тело цепей. Ему, пожалуй, повезло, что эти цепи окутали лишь его тело, но не разум.
Может быть, он не такой уж и бесполезный, и общество действительно нуждается в нём?..
Да чёрта с два. Никто не может нуждаться в жалкой пешке правительственной бюрократии, не имеющей права на собственную волю. Он был всего лишь дрожащей тварью в подчинении тех, кто видит необоснованную необходимость в их деятельности, что судья прекрасно знал. Это почти единственная вещь, в которой он был полностью уверен и бесповоротно убеждён.
Кто-то почти научил его не волноваться о вещах, которые не можешь изменить. Поэтому судья пытался покорно смириться со своей должностью, равной убийце, в обмен на спокойную жизнь.
Так было проще.
Он мирно погрузился в благоговейное состояние и приготовился к недолгому наслаждению одинаковыми еженощно сновидениями. До того момента, что мы привыкли называть утром. До момента, когда везде зажгутся ксеноновые лампы, заменяющие солнце.
***
