не спеша опустила сумку на обнаженные бедра.
– Еще не вечер! – она лукаво глянула на меня и полезла за кошельком.
Я просунул руку под сумку прямо на границе чулочной резинки и бархатистой кожи.
– А теперь послушай меня, – после импровизированного крика мой язык вновь обрел способность шевелиться. – По западному этикету, если дама в ресторане платит за себя сама, то это означает, что ничего не будет. Ну а если она позволяет расплатиться кавалеру, то позволит и остальное. Так что решай!
– Мы не на Западе! – сразу нашлась она.
– До Финляндии от нас сто семьдесят пять километров, так что мы самый Запад и есть!
– Откуда такая точность?
– Позже расскажу.
– Позже – это сегодня ночью, не так ли, милый? – разыгрывая смущение, она открыла кошелек и помахала скучающему вдали официанту.
– А это зависит от того, кто сейчас заплатит! – твердость в моем голосе заставила ее задуматься.
Пока официант шел к нам, в Маришке отчаянно боролись знойная женщина и заботливая мать. Разошлись миром. Знойная женщина разрешила за себя заплатить, а заботливая мать везла меня к себе на такси…
…Как и полтора года назад, за окном автомобиля замелькали многоэтажки. Только на этот раз мы к ним не свернули, и в роли заботливой матери был уже я. На плече у меня сладко посапывала Танюшка. Похоже, что вместе со встречей с этой удивительной девчонкой судьба решила мне устроить прощальное турне по местам беспутной юности. Я повернул голову в сторону удаляющегося микрорайона. Там, среди окон, что отражали свет фар редких машин, было окно Марины Георгиевны, навсегда оставшейся для меня Маришкой.
Где-то там, позапрошлой осенью, я лежал и смотрел в чужой потолок. Каждый раз, когда внизу проезжала машина, световые квадратики окна пробегали по белой поверхности, цепляясь за огромную трещину, разделившую потолок надвое. Я еще не знал, что так же трещала моя жизнь, и отдыхал от жарких поцелуев и сладострастных эмоций. Рядом пыталась отдышаться Маришка. Я и не подозревал, что с такой комплекцией можно быть такой подвижной!
Теперь, когда буря улеглась, и в голове наступил штиль, сигнальным буем всплыл вопрос: «А ведь я так и не выполнил задание Сруля-детектива!»
– Вспомнил? – прошептала Маришка.
– О чем? – прошептал я в ответ.
За стеной спал ее пятнадцатилетний пацан, и мы надеялись, что наши телодвижения его не разбудили.
– Я чувствую, как ты напрягся! – она положила мне руку на грудь. – Значит, вспомнил, зачем встречались! Да и я не сволочь последняя. Винюсь! Опустила кое-какие детали, потому что у нас все так хорошо шло, и не хотелось портить песню. Ведь тебе тоже было хорошо? – она замерла в ожидании ответа.
– Мне и сейчас хорошо! – я погладил ее руку у себя на груди, а напряжение в этой самой груди достигло предела.
– Обещай, что дослушаешь до конца! Все не так плохо, как может сперва показаться.
– Несогласный я! Если будет
