привычки.
Вот почему сердце у него оборвалось, когда, выйдя в четверть одиннадцатого из кабинета в залу, он застал там Бивера – тот был одет и явно ожидал, когда его начнут развлекать; огорчение Тони, правда, было недолгим, ибо, приветствуя гостя, он заметил, что тот изучает железнодорожное расписание.
– Надеюсь, вам хорошо спалось?
– Великолепно, – сказал Бивер, хотя его бледный вид свидетельствовал об обратном.
– Очень рад. Я и сам здесь всегда хорошо сплю. Но что это вы смотрите расписание? Уж не собираетесь ли вы нас покинуть?
– Увы, мне придется уехать сегодня вечером.
– Как неудачно. Я вас почти не видел. К тому же по воскресеньям плохо с поездами. Самый удобный отправляется в пять сорок пять и прибывает в девять. Он идет со всеми остановками, и в нем нет вагона-ресторана.
– Мне он подойдет.
– Вы никак не сможете остаться до завтра?
– Никак.
По парку разносился звон церковных колоколов.
– Что ж, мне пора в церковь. Полагаю, вы вряд ли захотите ко мне присоединиться?
Бивер в гостях всегда старался угодить хозяевам, даже если визит оказывался таким безотрадным, как этот.
– Что вы, с превеликим удовольствием.
– Нет, правда, я бы на вашем месте ни за что не пошел. Что вам за радость. Я и сам иду скорее по необходимости. Оставайтесь здесь. Сейчас спустится Бренда. Когда захотите выпить, позвоните.
– Что ж, не стану возражать.
– Тогда до скорого свидания.
Взяв в прихожей шляпу и палку, Тони вышел из дому.
«Ну вот, я снова был нелюбезен с этим молодым человеком», – подумал он.
В подъездной аллее звонко и призывно звучали колокола, и Тони поспешил на зов. Вскоре звон прекратился, раздался один удар – деревню предупредили, что через пять минут органист приступит к первому гимну. Тони нагнал няню с Джоном, они тоже шли в церковь. Джон был сегодня на редкость доверителен, он сунул Тони ручку в перчатке и без лишних слов приступил к рассказу, занявшему их до самых церковных дверей, это была история мула Одуванчика, который выпил весь ротный запас рома под Ипром в 1917 году; рассказывал он не переводя духа, потому что бежал вприпрыжку, стараясь не отстать от отца. Когда рассказ кончился, Тони сказал:
– Какая грустная история.
– Вот и я так думал, но на самом деле совсем наоборот. Бен говорит, у него были смеху полные штаны.
Колокол замолк, органист из-за занавески следил, когда появится Тони. Тони прошел по проходу к своему месту, няня и Джон следовали за ним. Он сел в кресло; они расположились на скамье за ним. Он на полминуты склонил голову на руки; когда он откинулся на спинку кресла, органист взял первые такты гимна: «Не входи в суд с рабом Твоим, о Господи!» Служба пошла своим чередом.
