полна тюрьма.
– Так то ж контра! Кто же контру станет судить? Тут дел невпроворот, а он о судах каких-то токует. Да их тут целую банду переловили. Все как один предатели-перевёртыши. Батьки Балаховича сынки.
– Большая банда?
– Двадцать три человека! И ещё один.
– Всех расстреляли?
– Двадцать три расстреляли. Один всё ещё сидит в подвале. Генштабист.
– Кто такой?
– Да офицерик какой-то из дворян. Такие через линию фронта мечутся туда-сюда. Не устали в разные цвета перекрашиваться. Товарищ Матсон его в кандалы велел заковать. Да мы полгорода обшарили, чтобы кандалы те найти. В музее древностей экспропри… взяли. Я тебе вот что скажу: советская власть, она справедливая и кандалов у неё нет. Не куют узников в кандалы. У советской власти кандалы только в музее. Пришлось реквизировать двое.
– Вдвоём ходили в музей?
– Ах, кормилец ты мой!..
– Мы договорились, что я – сермяга.
– Кормилец ты или сермяга, всё одно… Нет у тебя… – Матрос задумался, перебив самого себя по полуслове.
Нужное словцо выскочило, ускользнуло, потерялось. А всё потому, что не было у этого словца настоящего вещественного подкрепления.
– Нет у меня логики, – подсказал «кормилец». – Таким образом, реквизировав кандалы из Псковского исторического музея, вы надели их на ноги и на руки очень ценному пленному офицеру.
– Да что может быть ценного в офицерье? Ты знаешь, сколько их в Балтике перетопили? Очень просто: чугунину к ногам – и за борт, как котов…
– Постой. Но его ведь почему-то не расстреляли, а надели кандалы, чтоб не сбежал.
– Ну, кандалы – это товарищ Матсон для острастки. Из Петрограда пришло распоряжение не бить его и не пытать. Но хоть как-то надо ущемить эту гниду. Сколько ж можно через фронт бегать? Его батька Балахович залупляется, как последняя гнида. Взявши Псков, скольких мы со столбов поснимали? И на каждом казнённом табличка «комиссаръ». Так этот офицерик тут погужевался, там погужевался и обратно вернулся. Георгиевский кавалер!
– Кто?
– Ах, кормилец ты мой! Я тебе который час об поручике Русальском толкую, а ты, видать, недобрал ещё…
– Это который Русальский? Иван Савельевич?
– Сам ты Савельевич. А он просто поручик Русальский. Эх, холодно что-то…
– Да ты скажи-ка толком, матросик. Иван Русальский тут у вас в кандалах?
– Да! Ротмистр Русальский. К нему товарищ Матсон специального человека приставил. Служил в местном сыске. Харя та ещё. С виду дворник-татарин, а на самом деле одно большое ухо. Слушает, смотрит и всё доносит.
– Провокатор?
– Специалист! Говорю же: из местного сыска к нам перешёл. Теперь в подвале в кандалах сидит. Конспирация! С голодухи чем не станешь заниматься?
– И то правда. Выпьем. Закусим.
– Выпьем. А потом ты мне расскажешь,
