меньше – не очень это приятная тема. Мальчики и девочки здесь учились вместе, поэтому школу называли смешанной, хотя некоторые считали, что смешалось всё главным образом в головах тех, кто ею руководил. Школьное начальство придерживалось мнения, что детям нужно позволять делать всё, что им заблагорассудится. К несчастью, десять-пятнадцать старших мальчиков и девочек обожали издеваться над остальными. Весь ужас, происходивший здесь, в любой другой, самой обычной, школе был бы пресечён, едва успев начаться, но здесь дело обстояло совсем иначе. Даже если мучителей и останавливали, то об исключении из школы или наказании не могло быть и речи. Директриса заявляла, что они представляют собой интересный психологический случай, звала их к себе и часами беседовала с ними. А тот, кто умел сказать правильные слова, и вовсе становился директорским любимчиком, и никак иначе.
Вот отчего этим унылым осенним днём Джил Поул плакала, стоя на узенькой мокрой тропинке, ведущей от заднего двора школы к зарослям кустарника. Она ещё не успела доплакать, когда из-за угла школы, насвистывая и засунув руки в карманы, появился мальчик и едва не налетел на неё.
– Смотри, куда идёшь! – проворчала Джил Поул.
– Да ладно тебе! – огрызнулся было мальчик, но, увидев её лицо, сменил тон: – Эй, Поул, что-то случилось?
Джил скривилась, как это часто бывает, когда хочешь что-то сказать, но понимаешь, что, стоит только начать, сорвёшься и заплачешь.
– Понятно: это опять они, – нахмурился мальчик, глубже засовывая руки в карманы.
Джил кивнула. Говорить было ни к чему – и так всё ясно.
– Послушай, – сказал мальчик, – нехорошо, если нас всех…
Он хотел сделать как лучше, но начал так, словно собирался прочесть лекцию. Джил внезапно разозлилась, как это частенько случается, если вам не дали как следует выплакаться:
– Уходи, тебя это не касается! Кто тебя просил вмешиваться? Хорошо тебе рассуждать, что нам всем нужно делать. Наверное, нужно всё время подлизываться к ним, заискивать, ходить перед ними на задних лапках, как это делаешь ты.
– О господи! – произнёс мальчик, усевшись было на траву возле кустарника, но тут же вскочив на ноги, потому что трава оказалась мокрая-премокрая.
Забавно, но его звали Юстас Вред, хотя был он очень даже неплохим парнишкой.
– Поул! Разве это справедливо? Разве в этом семестре я так делал? Ведь это я схлестнулся с Картером насчёт кролика. Ведь это я не выдал Спивинса, несмотря ни на что. Разве не я…
– Н-не знаю и знать не хочу, – зарыдала Джил.
Вред понял, что она не в себе, и благоразумно предложил ей мятную конфетку, не забыв и о себе. Очень скоро вещи предстали перед Джил в ином свете.
– Прости меня, Вред, – сказала она. – Это несправедливо. Ты и вправду делал так – в этом семестре.
– Тогда забудь прошлый семестр, если можешь, – попросил Юстас. – Я тогда был совсем другой. Боже мой, кем я был раньше! Маленьким негодяем.
– Честно говоря, так и было, – кивнула Джил.
– Значит, по-твоему, я изменился? – спросил Юстас.
– Не только по-моему, – ответила Джил. – Все так говорят. Они это тоже заметили. Элинор Блекистон слышала, как Адела Пеннифевер вчера говорила об этом в нашей раздевалке. Она сказала: «Что-то случилось с нашим малышом Вредом. В этом семестре он стал просто неуправляем. Видимо, придётся им заняться».
Юстас вздрогнул. Все в этой школе знали, что будет, если они кем-нибудь займутся.
Оба замолчали, и было слышно только, как с ветвей лавра падали капли.
– А действительно: почему ты так изменился в последнем семестре? – нарушила молчание Джил.
– На каникулах со мной много чего странного произошло, – загадочно ответил Юстас.
– Что же именно? – заинтересовалась Джил.
Юстас долго молчал, но наконец заговорил:
– Послушай, Поул, мы с тобой ненавидим это место так, как только вообще можно что-нибудь ненавидеть, правда?
– Что касается меня – точно! – горячо отозвалась Джил.
– Тогда, думаю, тебе можно доверять.
– И на том спасибо, – съехидничала Джил.
– Но это на самом деле страшный секрет. Послушай, Поул, ты веришь во всякое такое… ну, в то, над чем здесь принято смеяться?
– Вообще-то не знаю, – протянула Джил, – но думаю, что верю.
– А ты поверишь, если я скажу, что побывал там, вне нашего мира, и случилось это в каникулы?
– Я просто не понимаю, о чём ты.
– Хорошо, не будем
