был… Неужели?
Перед ним стоял Ленин, выставив вперёд большую голову, похожую на смертоносное ядро для всего человечества.
– Господин Бланк? – оказывается, Павел мог говорить.
– Что, батенька? Докопались до фамилии моей? – беззлобно улыбался лысый.
– А вы что – скрывали её? – тоже весело спросил Павел.
– Да меня все называли Ульяновым-Лениным, – довольнёшенек был невысокий.
– Знаю, знаю. Я про вас книгу пишу. Почти каждый день. Скоро уж в печать сдам…
– Книжки сочиняете? Ну и ну! Давненько тут писак не было, кто бы про меня сочинял, – улыбается Ленин. – У вас книжка хвалебная? Вас как зовут?
Павел назвался.
– Ох, Паша, Пашенька…Тут у нас секгетов нет. Хасскажите-ка, батенька, за что к нам попали? Тут все на виду, все в свегхсознании. Здесь не будет у тебя ни дгузей, ни вхагов. Здесь же вечность. Нет тут злости и зависти. Полное гавенство.
– Как при коммунизме, который вы хотели построить?
– Ну конечно, мой дхуг, конечно!
– Так я что – в коммунизме? – не удивляясь, весело спросил Павел.
– Нет, дохогуша, вы – в аду.
– При вас, господин Бланк, это разве не одно и тоже?
– Конечно, батенька, конечно! – сыпал смехом Ленин. – А чего вы скалитесь? Здесь же вы никогда не сможете сегдиться. Не может быть тут никаких эмоций, хоть плохое говохите, хоть хогошее…
– Для России вы ничего хорошего не сделали, а вот плохого с таким избытком, что никогда не расхлебать! Зло воцарилось на родине моей с приходом вас к власти. И едва ли когда страна вычистит ту мерзость, что вы привили. Пять лет вашего правления навечно отразились страшной мерзостью для многомиллионного народа. У твоих большевиков совесть сразу отделилась от чести, правда на десятилетия стала безнравственностью, свободомыслие – дорогой на эшафот. Ваша диктатура пролетариата как система власти ничего, кроме преступлений, несчастий, нищеты не дала и дать не могла. Учение ваше, господин Бланк, или Ленин, если вам так нравится, обернулось на долгие десятилетия запретом на инакомыслие, извращением духовной мысли народа на одной шестой части суши.
– Стоп, стоп, голубчик, – перебил его Ленин. – У нас тут не пагтсобхание и не суд. И вхемени – вечность. Послушать вас очень всем интегесно. Такого обличителя мы еще не встхечали. Все сюда летели с хвалебными одами, вы – первый с кхитикой в мой адгес. Но я уж давно здесь, а вы на Земле всё хавно плохо живёте…
– Вы знаете, как мы живём?
– Да ведь каждый день сюда залетают люди из Хоссии, хассказывают. Так что мы обо всём знаем. Жаль только – нет обхатной связи, и мы из своего ада никак не можем воздействовать на земную жизнь, – разъяснил Ленин.
– О, Господи! Да вы за свою жизнь столько гадостей натворили, что не дай Бог, ещё сейчас как-то воздействовать на жизнь людей, – смеясь, ответил
