йлера врывался ветерок, еще теплый, августовский. Ветер трепал мамины волосы, рассыпанные по плечам. Мама вполголоса подпевала Майли Сайрус и дымила сигареткой, предложив мне покурить со словами:
– Не хочешь?
– Нет, мама, ты же знаешь, что я не курю!
Да, у меня мировая мама. Она считает, что запрещать бесполезно, поэтому мне разрешено курить, употреблять легкое спиртное и ночевать у парней. Мои подружки постоянно завидовали мне. «У тебя самая классная мама!» – вздыхали они.
Но честно говоря, я была бы совсем не против, чтобы мама была чуть строже, а наша жизнь – немного устроеннее. Еще я бы отдала все на свете, чтобы мама дотянула до операции. У нее больное сердце. Наверное, поэтому она старалась не расстраиваться по пустякам и уж тем более, по серьезным причинам. Иначе она бы не дожила до даже до нынешнего времени.
– Не беспокойся, Кассандра, все образуется! – в очередной раз подбодрила меня мама, постукивая пальцами по рулю.
Я не стала разубеждать ее и натянула свитер, откидываясь на кресло. Думаю, что на ночь мы остановимся у какой-нибудь автозаправки, а с рассветом опять двинемся в путь. Все наше имущество ехало вместе с нами. Трейлер старый и пыльный.
Про себя я активно молилась о том, чтобы они смогли дотянуть до города: мама и трейлер.
Мама у меня самая классная. Пусть она выглядела не по годам взросло, но жизнь у нее была не сахар. Она забеременела в двадцать восемь и решила оставить меня вопреки всем сложностям.
Я очень люблю свою маму, но некоторые ее идеи я не поддерживала и была категорически против. Совсем недавно моей маме взбрело в голову, что мы обязаны навестить моего биологического отца, Мартина Пирсмана. Он известный и очень успешный бизнесмен, планирующий податься в политику. Денег у него, по словам мамы, до сих пор водилось немерено! Но все эти деньги предназначены не для нас.
Мама познакомилась с Мартином Пирсманом, когда он был и в половину не так богат и знаменит. Мама работала официанткой в ночном ресторанчике, он был клиентом… Между ними завязалась интрижка, продолжавшаяся, пока Мартин находился в нашем городе. Разумеется, потом он уехал. У Мартина была своя жизнь и карьера. Никто не ждал, что плодом кратковременной связи станет малышка, то есть я.
Мама посмеивалась, говоря мне:
– Противозачаточные, милая, и спиртное – не есть хорошо!
Потом она смотрела на меня, целуя в щеку, и громко смеялась:
– Нет-нет, беру свои слова обратно! Ты – лучшее, что у меня есть!
Когда мама узнала, что забеременела, она сразу же позвонила Мартину. Но ей не повезло. Она наткнулась на его жену. Оказывается, Мартин Пирсман был женат! Скандал, по словам мамы, вышел отменный. Жена у моего отца была та еще стерва.
Хотя, кому бы понравился звонок от любовницы с новостью об интрижке мужа и малыше, нагулянном им на стороне?! Мартин Пирсман настаивал на аборте. Мама никогда не могла похвастаться отменным здоровьем. В поликлинике ей сказали, что если она сделает аборт, потом никто не даст гарантию, что ей удастся забеременеть и выносить здорового малыша еще раз. Мама решила оставить ребенка, несмотря на то, что Мартин Пирсман наотрез отказался участвовать в нашей жизни.
Из-за слабого сердца мама родила меня не сама, ей сделали кесарево сечение. Мама не стеснялась своего шрама и всегда носила мини-бикини на пляже или в бассейне.
– Это самый красивый из моих шрамов, милая! – улыбалась она.
– А у тебя их много, ма? – недоуменно спрашивала я.
– Не все шрамы видно. Один из них вот здесь! – после этих слов мама прикладывала ладонь к груди и говорила. – Один из шрамов, глубоко-глубоко в сердце. Породистые, роскошные мужчины – самые жестокие, милая. Но от них получаются самые красивые детки с колдовскими глазами!..
Она имела в виду меня. Глаза мне достались от отца, они постоянно меняли свой цвет. То казались темно-серыми, то играли зеленью, то вдруг становились ярко-голубыми. В остальном я была похожа на свою маму: миниатюрная, темноволосая, с фигуркой в форме песочных часов.
Дни в дороге пролетели незаметно. Я пыталась отговорить маму от дурацкой затеи поговорить с Мартином Пирсманом. Не было ничего такого, что мама не могла бы сказать ему по телефону. Но мама была непреклонна. Если она вбила себе что-то в голову, то старалась выполнить задуманное, не оглядываясь на препятствия.
Разговор снова зашел о Мартине.
– Он твой отец, милая. Пусть этот засранец не принимал участие в твоей жизни до девятнадцати лет, но, может быть, сейчас у него проснется совесть? – улыбнулась мама.
Я скептически хмыкнула, отворачиваясь к окну. Я недовольна тем, что мама решила сорваться с места. Там у меня была работа, не самая престижная,
