другое дело. Будешь пособлять, с нами крутиться… Про оплату и молвить совестно!
– Сидеть сложа руки я не смогу, – подтвердила Фаина.
– Ну, и ладно. Работы по горло… Что не так скажем – не обижайся. Мы люди прямые. За душой не таим. Была дворянкой – становись крестьянкой.
С того и начались Фаинины мытарства! С особым старанием принялась она вместе с Лидией чистить на завтрак картошку. Минуту хуторянка терпеливо молчала, а затем остановила:
– Ты и ножик держать не привыкла. Режешь, а не чистишь. Вот как надо! Пускай нож не рубо, а вскользь. – С лезвия соскользнул на глинобитный пол летницы длинный розовый завиток. – Картошка молодая, шкуринка тонкая. Понятно?
Как учили, сосредоточась, стала Фаина двигать ножом и… порезала палец. На другой день доверили ей прополоть помидорную делянку. Глянула Полина Васильевна – и закачала головой. Вместе с осотом вянули под солнцем стебли, усыпанные бурелыми шариками.
Настал черед копки картофеля. На огород вышли пораньше, чтобы управиться до жары. Вонзая лопату под бугорки земли с пожухлыми бодыльями, Степан Тихонович вывернул первый ряд кустов. Пятясь, взялся за следующий. Лидия расставила ведра.
– Бери два крайних куста. А эти четыре – мои. Едовую бросай в цибарку, а мелочевку и изъеденную – в ведерко. Выбирай поглубже!
Натянув холщовую рукавицу на пораненную руку, начала Фаина с задором. Но довольно скоро он иссяк. Кусты попадались разные: и с крупными картошинами, и величиной с горох, которые приходилось не выбирать, а буквально выклевывать двумя пальцами. Не работа, а каторга!.. Время тянется неимоверно медленно. Из головы выветрились все мысли, раздражение от нудной и однообразной работы нарастает. А Лидия, напевая, обшаривает ямки, безошибочно бросает картошку по ведрам да еще успевает помогать напарнице. Размеренно вершит свое дело Степан Тихонович, изредка поплевывая на ладони. Уже и солнце распалилось. На огороде пыльно. Чувствуется запах молодой картофельной кожуры и горячей земли. Скука невообразимая, глухая. Ох, скорее бы докопать! С жалостью подумала Фаина о хуторянах, вынужденных всю жизнь ковыряться в земле, возиться со скотиной, чистить навоз… Что они видели и знают? Наверное, ни разу не отдыхали на море, не бывали в театре. Верят в домового… Ее близорукий взгляд, скользнувший по двору, остановился на двух крестах. Они синели за домом, между кустами вишенника. Четко обозначились боками и крашеные гробнички.
– Что это? – встревоженно спросила Фаина. – Там, за домом.
Лидия подняла голову, неторопливо ответила:
– Яшины братишки похоронены. В голод поумирали.
– А почему не на кладбище?
Степан Тихонович с чрезмерным усилием двинул лопатой, разбрасывая по междурядью клубни, и пояснил:
– Хоронить было некому.
Усталую дремотность как рукой сняло! Фаина заработала быстрей, внутренне
