старательно налаживали телефонную связь, штабники отрабатывали взаимодействие с подразделениями, артиллеристы маскировали огневые точки, уточняя секторы наблюдения и обстрела.
На рассвете 8-го мая побережье потряс оглушительный грохот взрывов. Все части укрепрайона были подняты по тревоге. Борис сразу понял по интенсивности огня, что это не просто артобстрел, а мощная подготовка наступления. Его пулеметчики заняли боевую позицию между дотами, с сектором обстрела левого фланга. По соседству находилось пулеметное гнездо второго расчета с командиром взвода Свиридовым.
Показалось, грянуло землетрясение. Под сапогами залихорадило почву. Высокие темно-рыжие столбы взрывов вал за валом приближались к рубежу батальона. Предполье и передняя линия были напрочь распаханы и разбиты, до неузнаваемости обезображены воронками, каменными грудами бывших укреплений, останками минометов и пушек. Жутко было видеть тела красноармейцев, разбросанные по дымящейся, опаленной дочерна земле.
А тяжелые гаубицы по-прежнему выверено кромсали крымскую землю, дробили колпаки и стены дзотов. Огненные призраки сквозняками носились над землей, обдавая лица бойцов удушливой кислотой дыма и жженого металла. Борис, время от времени высовывая голову из окопа, осматривался, пока не разнесло каменную раму укрытия. Пулемет покосило, на кожухе осталась вмятина. Расчет, за исключением командира, лежал на дне окопа. Пулеметчики, точно в лодке, жались друг к другу, погромыхивая при неловких движениях касками. Их лица, скованные ужасом, пестрели разводами. Они держали «огневое крещение». И каждый переживал его по-своему. Наводчик, не сводя глаз с «железного друга Максима», оглаживал пшеничные усы. Силантий покашливал от точившей горло пыли и и шмыгал носом. По движению губ красавца Антошкина догадался Борис, что тот тихо напевал. Вдруг по щитку с коротким промежутком цокнули два осколка. Позади себя Борис услышал вскрик. Он оглянулся. Василь со стоном выгнулся, упершись ногами в стенку окопа, – и уже в беспамятстве катнул головой по плечу Михайлова. Молодой уралец вскочил, как ошпаренный, поняв, что товарищ умирает. В расширенных глазах мелькнул огонек безумного страха. Борис рванул его за руку:
– Лечь!
И толстогубый Сила, потерянно сполз спиной по сыпучей стенке. Михайлов, потемнев лицом, упокоил голову товарища на патронном коробе. Затем, быстро перекрестившись, большими пальцами сомкнул покойному еще теплые податливые веки…
Смерть, заглянувшая в окоп, потрясла пулеметчиков. Силантий затравленно озирался, будто ища выход, куда бежать. Заметней побледнел Михайлов, однако, терпел с нажитым мужицким упорством.
Залпы стали замирать и – разом оборвались.
Обложная сомкнулась тишина, только в ушах долго стоял тонкий комариный звон. Вслед за командиром вскочили на ноги и пулеметчики. Борис осматривал позиции батальона, над которыми нависал дымовой сумрак, сузивший видимость до нескольких метров. Близ пулеметного
