по голове. – Если устала, можем сходить погулять во двор.
– Мы там уже сто раз бывали. Не верю я, что в вашем огромном мире нет ничего другого, на что можно посмотреть.
– Ну пойдём в соседний двор тогда. Там есть тарзанка.
– Ты не понимаешь.
Лирри встала и ушла в маленькую комнату, запершись изнутри на щеколду.
Гармен видел, что Лирри развивается очень быстро физически для обычного ребёнка. И сейчас она будто вступила в возраст раннего пубертата. «Интересно, это проявление вампиризма или генов дракона?»
«Может, при наличии полной семьи у неё отпали бы все сомнения в том, кем она является?»
Гармен, признаться, скучал по Квокхорис и никак не мог смириться с тем, что она ушла из его жизни и превратилась в некое подобие миража.
«Это надо просто переждать. Это всего лишь очередной пройденный этап в моей жизни».
В тот же миг он вновь подумал о своей дочери. Её воспитатели – мирологи, не стоит это забывать.
Мужчина постучался в комнату. Ответа не последовало, поэтому он вошёл внутрь. Лирри лежала на большой двухместной кровати на спине, сложив руки на груди, с закрытыми глазами.
– Э-э-эм, хочешь сходить в музей?
Реакция поступила незамедлительно. Лирри поднялась на локтях и с воодушевлением посмотрела на отца.
– Я не знаю, что это.
– Ну, музеи бывают разные: научные, исторические, краеведческие. Там можно увидеть много нового и даже частично заглянуть в прошлое.
– Я всё ещё не понимаю, что это, но звучит интересно. Пошли!
Гармен решил, что лучшим выбором будет что-то классическое, поэтому они направились прямиком в Третьяковскую галерею. Притом добирались они исключительно на метро, что также для Лирри было в новинку. Хотя девочка и не особенно оценила столпотворение людей и грохот поездов, но это тоже считается за опыт как-никак.
Они ходили по разным залам, двигаясь от эпохи к эпохе, от художника к художнику. Сперва их сопровождала экскурсовод, но затем она отошла по своим делам по истечении времени её оплаты труда и оставила Гармена с дочкой наедине с прекрасным. Народу не было, и они стояли в полной тишине.
У Лирри от восхищения перебивалось дыхание. Казалось бы, это всего лишь картины, которые кто-то нарисовал очень давно, но где-то внутри неё рождались смешанные чувства. Она смотрела на лица героев и словно переживала все их эмоции. «Надо же так ярко передать настроение. Чтобы зритель всё понял».
– А вот это Суриков, «Боярыня Морозова». Любимая картина моей дражайшей сестрицы, к слову.
– Мамы Лулу?
Гармен кивнул, и они замолчали.
– Почему… почему эти люди вокруг такие грустные?
– Это исторический момент. Эту женщину увозят на смерть за то, что она принадлежала к так называемой «старой вере». Её везут в Боровск, где её кинут в глубокую яму и заморят голодом.
«Вера
