лишь паразиты. Не лучше крыс.
Но камень он все же выронил.
У меня свое отношение к крысам, которые бегают на задних лапах, говорят и даже занимаются общественно полезной деятельностью. Я понимал настроение Морли, хотя и не разделял его предрассудка.
Старая Ведьма (я не слышал, чтобы ее звали иначе), скалясь, пялилась на нас сверху. Это был классический беззубый оскал. Она выглядела точно как ведьмы в детских сказках. Я ничуть не сомневался, что она сознательно выработала для себя этот образ.
До нас донеслось безумное хихиканье. Павлины ответили на него новым воплем.
– Страшно, – сказал Морли.
– Таков ее образ. Своего рода игра. Вообще-то, она безвредна.
– Это ты так говоришь.
– Так считали все, когда я был здесь. Безумна, как гном, накурившийся «травки», но абсолютно безвредна.
– Тот, кто дает убежище этим крошечным ядовитым гадам, не может быть безвредным. Или невинным. Как только вы позволяете им приютиться в вашем саду, они начинают размножаться как кролики, и скоро вы обнаруживаете, что все приличные люди, раздраженные их грязными трюками, бегут от вас.
Мы уже находились под самым балконом. Я воздержался, не стал упоминать о его реакции на расизм садовника. Это не принесло бы пользы. Каждый почему-то склонен полагать, что его собственный расизм – проявление божественного вдохновения и не подлежит сомнению.
Разумеется, моя личная нелюбовь к крысиному народцу – исключение из этого нелогичного образа мышления.
Старая Ведьма снова захихикала, ее поддержал мощный хор павлинов. Затем она прокричала:
– А ведь его убили!
– Кого? – спросил я.
– Человека, которого ты ищешь, рядовой Гаррет. Синдика Кляуса. Они думают, что об этом никто не знает. Но они ошибаются. Их видели. Не так ли, мои милые крошки?
– Откуда вы?..
– Неужели ты думаешь, что вы с той девчонкой могли незамеченными убегать по ночам на кладбище, чтобы удовлетворить свою похоть? Маленький народец все видит и рассказывает мне. А я никогда не забываю имен и лиц.
– Что я тебе говорил? Настоящие паразиты. Прятались в тени надгробий, выслеживая тебя. И, думаю, хохотали в глубине своих маленьких черных душонок, потому что нет зрелища более смешного, чем совокупляющиеся люди.
Я постарался проигнорировать его слова, но слегка покраснел.
– Кто его убил, – спросил я, – и почему?
– Мы могли бы назвать некоторые имена, не так ли, мои милые крошки? Но зачем? В этом нет теперь никакого смысла.
– Но не могли бы вы, по крайней мере, сказать, почему он был убит?
– Он узнал нечто, оказавшееся опасным для его здоровья. – Она вновь хихикнула. Павлины приветствовали ее ором. Видимо, это была удачная шутка. – Не так ли, мои милые крошки? Слишком много знал.
– Что это могло быть?
Радость исчезла с ее лица. Глаза посуровели.
– От
