этот мир». Создавалось устойчивое ощущение, что они сами и катили его, куда надо, заодно правя и выравнивая Путь.
Из глубин сознания Ивана вдруг выбулькнул совершенно невозможный для него образ: «СтарЫе – это боги под прикрытием!» Усмехнувшись своей нелепой выдумке, Иван стал прощаться.
Уже миновав сенцы и выйдя на широкий двор, Иван спохватился, что забыл о настройках сканера квадрокоптера, и попытался выдать бабке чёткий и простой алгоритм действий по активации устройства. Про «сетчатку глаза» она явно не поняла, зато после фразы «отпечаток указательного пальца», бабка напевно отвечала:
– А ты, милок, напрасно переживашь: и перстом укажу, и с глазу на глаз с им повидаюсь… Ты, главно, в дорогу-то дальню, мысли беспокойны не бери. Оставь их тута же, у обочины-то…
Обережные проводы
А на обочине уже располагался козёл. Вернее, задняя его часть. Передняя же помещалась в машине, которую Иван не потрудился закрыть по приезду.
Козёл явно медитировал, обозревая недра нового для него «явления», упёршись передними копытами в водительское сиденье.
– Сократ, кудыть ты!.. – укоризненно воскликнул Дед, и, вытаскивая козла из машины, проворчал, слегка кряхтя: – Сократ мне друг, но… в Сколково не пустют.
– …тем самым много потеряв! – весело продолжил шутку Деда Иван.
На сиденье обнаружилось два чётких следа от Сократовых копыт, которые, по всей видимости, прежде ступали в полувысохшую лужицу рядом с машиной. Дед поскрёб задумчиво в бороде, философски резюмировав сей факт:
– Кажный стремится оставить после себя свой, непременно вещественный, след. Запечатлев в материи, так сказать… написать, штоб потом не вырубить и топором. Видать, это единственный способ, штоб тебя не переврали, передавая твои знания потомкам, да, Сократ?!
Тот был не расположен ни к прениям, ни к ораторству, и побрёл в сторону.
Появилась бабка Манефа, держа в руках свёрнутый кусок льняной холстинки:
– Ванюша, возьми с собою, не побрезгуй, мой пирожок-подорожничек! Авось да пригодится, ежели захочешь собой самим оставаться, принудительного тягла избежать да силу понапрасну не сливать… А на тряпице-то, тута, берёзовым угольком начертала – так ничё поди? – эт на удачу отменну…
Попрощались. Бабка незаметно утёрла слезинку… И тут Иван почувствовал, будто натянулась некая нить, что образовалась за время его гостевания у стариков и связывала теперь его с ними. И в том внутреннем пространстве его, где она брала начало и крепилась, создалось такое предельное её натяжение, что это причинило Ивану лёгкую щемящую боль.
Но Дед заручился обещанием Ивана бывать у них и без повода, запросто, а бабка обняла так тепло и мягко, что эта душевная связующая нить стала упругой, тянущейся, как ласковая струйка света, не потеряв при этом своей прочности. Боль растворилась.
Наверное, так воздушный змей, свободно поднимаясь
