ке.
Пусть будет счастлив в этот год,
И в следующий, и вовеки.»
Вступление
Гуманистические идеалы богословов и философов эпохи Высокого Возрождения (15—16 век) мне очень близки и понятны. Я вместе с ними размышляю о месте Человека во Вселенной… Знаменитый флорентийский философ Джованни Пико делла Мирандола в своей книге «Речь о достоинстве человека» писал: «Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобно обозревать всё, что есть в мире» Именно в этот период высоко ценились время и образованность… Высмеивалась глупость, а зло побеждалось добром… В книгах Эразма Роттердамского, Томаса Мора, Франсуа Рабле, Мишеля Монтеня. Идеалы итальянских гуманистов нашли свое отражение среди европейских мыслителей, поэтов, живописцев, скульпторов – в художественной культуре того времени, восклицающих: «Какое чудо природы Человек!» Гуманистическими идеями пронизано творчество Уильяма Шекспира, Мигеля Сервантеса, Леонардо да Винчи, Джованни Микеланджело Буонарроти, Рафаэля Санти, Данте, Питера Брейгеля Старшего, Альбрехта Дюрера и многих других. Прикасаясь душой и сердцем к произведениям великих гуманистов, ощущаешь в себе причастность к величию человека, где высшая ценность: жизнь, свобода и счастье Человека. Антропоцентризм, представление, что человек является центром мироздания, присутствует и в моем творчестве.
Стать мудрее…
Говорят, что судьба – кружева,
А по мне так кольчуга!
Тяжела, как удушья волна,
Далеко – не подруга.
Говорят… Как поверить в себя
И не ждать благодати?
Родилась несчастливою я
И красивой – некстати.
Спеленала страданьем судьба,
Бог отмерил – по силам,
Оказалась по жизни слаба:
Горизонт не открыла,
Дотянуться до звёзд не смогла,
Износились «стар»-крылья,
Обветшали, сгорели дотла,
От невзгод обессилев!
Мне б счастливою стать,
Полетать в небе синем,
И, как люди: семью, дом создать,
Стать мудрее отныне!
Упавшим наземь семечком…
Ах, это «бабье» времечко,
Моё, твоё и лета!
Упавшим наземь семечком,
Я прорасту навеки!
И для тебя волшебницей
Останусь в жизни прошлой.
Завистники пусть шепчутся,
Шипят о встрече пошлой,
Что стала я любовницей,
Не больше и не меньше,
Бесстыжею виновницей,
Всех бед твоих на свете.
Пусть говорят нелепицу,
Не так все это, – знаю,
Согреть любовь не терпится,
Во мне она – не тает!
Упавшим наземь семечком,
Я прорастаю в сердце!
Мгновеньем нашей вечности,
Звездою, что не меркнет,
Секундою во времени
И в космосе пылинкой,
Загадкою шагреневой,
И малой, и великой!
(Вторая редакция)
Тревожатся чайки…
Тревожатся чайки пред бурей,
Взмывая над гладью реки.
Седея, высь брови нахмурит,
Опасность тая для любви!
Над гладями ветер пирует,
Гоняя большую волну,
Одна только чайка тоскует,
Белее снегов наяву
С отметиной чёрной – на белом.
Младая, – встает на крыло,
Снижаясь к воде то и дело,
Взмывает к грозе – высоко…
Казалась она такой смелой,
Ей буря и смерть нипочём,
А рядом кружит чёрный демон,
Пытаясь укрыться плащом.
Наверное, грешная птица,
Внимательных глаз не свожу,
Кружится, кружится, кружится,
Казалось, что я с ней дружу:
Прекрасная чайка резвится,
А взмахи у крыльев легки,
Кружится высОко, кружится,
И падает… Крылья сложив!
Судьбою редкого вина…
