костюме.
– Костюмы для дам должны шить только мужчины, – сказала она однажды. – Иначе это – не костюм.
У меня еще будет случай рассказать о судьбе этой семьи, всему свое время.
А пока что мы бегали во дворе и возле дома. Из подъезда выходил жирафообразный Кабалевский, пугая нас огромным красно-коричневым родимым пятном на шее. Он никогда не здоровался с нами, просто не замечая стайку мелюзги, да нам это было как-то и ни к чему.
Выплывал из подъезда округлый Арам Ильич Хачатурян с неизменной улыбкой. Ласково спрашивал каждую девочку, как ее зовут, чтобы тут же забыть и ее имя, и ее саму.
Тогда мы не очень-то интересовались нашими соседями, может быть, только те из детей, кто занимался музыкой.
Бывало, когда открывалась какая-то дверь, тишину нашей лестницы нарушали звуки музыки, обычно что-то часто звучащее по радио, знакомое, изредка – оригинальное.
Но вдруг, казалось бы, по тем временам не особо значительное событие прямо-таки взбудоражило весь дом.
Во втором подъезде жил известный дирижер Григорий Гамбург. Он работал на киностудии, и часто в титрах в начале фильма мелькала его фамилия. У него был любимый, какой-то особо породистый бульдог.
И вдруг этот бульдог взбесился. Как это случилось – неизвестно, но тем не менее…
Началась суматоха. Приходили молчаливые медсестры и делали уколы от бешенства всем соседям.
Мамина подруга художница Вера Яковлевна Тарасова давала уроки рисования дочери Гамбурга Норе, моей подруге. Она напрасно старалась отбиться от уколов, медсестры были неумолимы.
– Я ехала в лифте с Гамбургом, а не с его собакой! – упорно твердила Вера Яковлевна, но все было бесполезно.
– Взбеситесь, а нам отвечать…
Но на этом тревоги не кончились. Пришло распоряжение усыпить всех животных, живущих в нашем доме.
Мой крестный Анатолий Александров заявил, что не перенесет, если усыпят его любимого серого кота.
Тут мы с папой взялись за спасение наших любимцев. Быстренько написали письмо в какую-то высшую санэпидемическую инстанцию. У меня, как ни странно, сохранился черновик этого нелепого письма, помятый и пожелтевший.
«Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем, что кот народного артиста СССР профессора А. Н. Александрова, а также остальные коты прочих композиторов никогда не выходили из квартир и не могли быть в контакте со сбесившейся собакой Гамбурга Г. Н.».
С этой бумагой я и моя подружка, жившая в соседнем подъезде, пошли по квартирам.
Мы начали с квартиры Рейнгольда Морицевича Глиэра.
Он благосклонно и равнодушно кивнул тяжелой львиной головой и подписал: «Народный артист СССР, лауреат Сталинской премии, Р. М. Глиэр».
Дальше пошло легче. Мы забежали к Вано Мурадели.
– Ну как же, ну как же! – сказал Вано Мурадели и подписал.
Потом по очереди зашли к Шапорину,
