удалось снять маленькую тесную квартирку недалеко от подножия горы Давида на кривой и узкой улочке. Улица Кипиани.
Я ходила в школу, у меня нашлись подруги в классе. Ближе всего мне была Нателла Имедадзе. Потом долгие годы мы переписывались с ней.
Я бывала у них дома. Они знали, что я подголадываю, и всегда старались меня накормить.
Однажды я пришла к Нателле – семья готовилась к какому-то празднику. Мы все кололи и чистили грецкие орехи и мешали их с разными травами.
Я подумала: как это неразумно. Орехи такие вкусные, и главное – сытные, зачем мешать их с какой-то пахучей травой?
Наш невысокий старенький дом квадратом окружал небольшой двор. По вечерам слышались звонкие женские голоса. Хозяйки переговаривались, снимали с веревок высохшее белье и складывали его в плетеные корзины.
Самуил Евгеньевич начал преподавать в Тбилисской консерватории. И почти каждую неделю – концерт.
В январе в большом зале на улице Руставели собирались все музыканты и любители классической музыки. Первые концерты: Шопен, Шуман, Лист…
В апреле и мае Самуил Евгеньевич играл все тридцать две сонаты Бетховена, разделив этот цикл на шесть концертов. Просторный зал всегда переполнен, не может вместить всех поклонников блистательного искусства Фейнберга.
Мы возвращались после концерта по узким неровным улочкам к нам наверх, обремененные огромными букетами и корзинами цветов. У нас не было ни одной вазы, только заветное ведро, которое ревностно и строго охраняла Сергевна.
Приходилось оставлять цветы во дворе. Я с нашего шаткого балкона смотрела, как одна за другой из дверей выходили грузинки и бережно ставили цветы в глиняные вазы и кувшины.
Помню, как однажды весной я спускалась к проспекту Руставели и вдруг замерла на месте. На постаменте, сколоченном из грубых, некрашеных досок, стояло высокое старинное кресло, обитое наполовину истлевшим малиновым бархатом.
В кресле сидел профессор Игумнов, хороший музыкант и преподаватель, но уже не дающий концертов. Он был слишком стар. Игумнов крепко спал, торжественно возвышаясь, как бы плывя над толпой.
Смуглый мальчик уже давно начистил ему ботинки до блеска. Он еще водил по ним бархоткой и не знал, что ему делать с этим спящим величественным старцем. Седые негустые волосы падали Игумнову на лоб. Я разглядела его большие холеные руки, он крепко держался за подлокотники кресла.
По правде говоря, я тоже не знала, как быть: разбудить его или нет.
Но тут Игумнов открыл глаза, шевельнулся, медленно поднял руку и вытер рот с набежавшей по углам губ слюной. Я прошла мимо.
Нам посоветовали купить в дорогу пачки чая. Это было единственное, что продавалась в магазинах города. Так мы и сделали, хотя даже не догадывались, как они нам еще пригодятся.
Эвакуация продолжалась. Бесконечный путь, тонувший во мраке и безнадежности.
Мы
