Он развернулся носом против ветра.
А ветер продолжал менять свое направление, и до утра приходилось еще не раз пускать машины. Правда, теперь я мог ограничиться самым малым ходом.
До рассвета оставался на мостике. День занялся тусклый, тяжелые тучи скрывали солнце, все еще пронзительно свистел в снастях ветер. Мы узнали, что шторм причинил немало неприятностей на берегу: оборвал линию связи с Сочи, сильный ливень размыл железнодорожный путь. В это время на Черном море такие штормы – явление необычное. И надо же было ему застать нас, как в мышеловке, в тесной, маленькой гавани Туапсе!
Я, переживший одну такую тревожную ночь в Туапсе, никогда ее не забуду. Дважды за кормой до стенки оставалось пять-десять метров, а машины едва успевали отрабатывать. Недаром после этого похода наш парикмахер, скромный, застенчивый С. А. Чома, первый заметил у меня на висках седые волосы, а лет мне было тогда еще немного…
Вечером к причалу подъехали машины. Из них вышли Г. К. Орджоникидзе, его супруга Зинаида Гавриловна, нарком здравоохранения Каминский и два врача.
Оказалось, что Григорий Константинович, перенесший тяжелую операцию, нуждался в перемене места отдыха. Врачи считали, что в Крыму ему будет лучше, чем на Кавказе. Командование решило воспользоваться походом нашего крейсера, чтобы обеспечить больному спокойное путешествие.
Приняв гостей на борт, мы тотчас же снялись с якоря и взяли курс на Ялту. Вскоре исчезли огни Кавказского побережья. Слабый ветер дул нам в корму. На золотистой лунной дорожке едва заметно пробегали белые барашки.
У каждого командира есть свое излюбленное место на мостике. Я обычно устраивался в высоком кресле, откуда легко было наблюдать за горизонтом и в то же время присматривать за тем, что делалось в ходовой рубке.
Только поудобнее расположился, как появился дежурный по кораблю, старший минер А. И. Малов:
– Вас требует к себе товарищ Орджоникидзе!
Так дежурный перевел на уставной язык приглашение поужинать, которое просил передать Григорий Константинович.
Обстановка за столом была непринужденной. О делах разговаривали мало, видимо, сказывалось присутствие врачей, ограждавших покой Серго. Сам он говорил оживленно и весело, приветливо обращаясь ко всем присутствующим.
Услышав, что я отказываюсь от бокала цинандали, шутливо заметил:
– Ворошилова боитесь?
В те годы, помнится, таких легких напитков, как цинандали, я не признавал. Но у меня правило: никогда не употреблять спиртного на корабле.
А в тот вечер было одно желание: лучше запомнить все, что говорил Серго. «Кто знает, будет ли еще случай встретиться с ним?» – думал я, смотря на его оживленное лицо. И действительно, больше видеть Г. К. Орджоникидзе мне уже не довелось.
Г. К. Орджоникидзе много рассказывал о Кавказе и Крыме, вспоминал события, происходившие там во время гражданской
