сильным алкогольным опьянением. Я же шел на это в двух состояниях, доступных «простым смертным»: трезвый и под зеленым змеем. Но я никогда не разделял в себе эти состояния. Я ехал на мотоцикле в другую страну и это был я; я спал одновременно с несколькими женщинами и снимался в порно и это был я; я напивался до беспамятства и, хотя и не помнил себя, но это был я. Какие бы поступки я не совершал, я никогда не отрицал, что это был я. Я мог забыть свои действия, но это был я.
Есть люди, которые страдают биполярным расстройством, шизофренией, раздвоением личности, которые просто пытаются привлечь к себе внимание. Я не знаю к какому типу относились Кошка и Аннетт, но они явно не страдали. Ей просто было не от чего страдать, ибо ее никогда не волновали вопросы спокойной жизни и семейного уюта. Возможно это происходило как раз из-за того, что ее семью просто переполняло умиротворение. Эта была бы семья из банальной рекламы про майонез (или что там рекламируют счастливые семьи), если бы не она. Однако, если в душе Кошка и Аннетт жили в мире до ее смерти, ее телесная оболочка страдала похлеще, чем у конченного бомжа, который каждый день хлещет самую дешевую водку.
Когда, на ее похоронах, я смотрел как ее измученное тело, лежащее в черном гробу, зарывали в землю, я четко видел на ее месте себя. Только тогда я осознал, ЧТО я делаю и что дальше так продолжаться точно не может. Возможно, именно для этого она и была послана мне. Это знак, где все закончится, если я срочно не изменю ход событий. Я смог попрощаться с ней только после погребения, ибо на похоронах присутствовал только один человек: ее отец, и я решил не светить перед ним своей спившейся, престарелой физиономией. Вы можете представить себе, чтобы у восемнадцатилетней девочки не было ни одного друга, ни одной любви, ни одного родственника, который не отвернулся бы от нее? Нет. Но я облегчу вам задачу, когда скажу, что восемнадцатилетняя Аннетт была заядлой наркоманкой, которая умерла от передоза. Теперь в вашей голове все сложилось, но остался один вопрос: кто я?
Мы не были любовниками, мы не были родственниками, мы не были друзьями или приятелями. Она Аннетт и Кошка, а я человек, который опишет их историю на бумаге, которая будет пылиться в столе, пока не наступит ее время.
Крик
1
Аннетт громко выдохнула и, накинув капюшон, направилась в свою комнату но, открыв дверь, остановилась и почесала ухо. Ужасный, оглушающий звон снова и снова давил на перепонки. Было ощущение, что этот звон исходит из спинного мозга, пробираясь ветвями по позвоночнику и, в то же время, поражая головной мозг, а за ним и все органы чувств.
– Быстро подошла сюда и показала руки! – приказала мать – Я с тобой разговариваю!
Мать схватила ее за руку и с силой развернула к себе.
– И сними капюшон, ты в квартире находишься. – она сдернула капюшон и Аннетт поморщилась он яркого света. На секунду ей показалось, что этот мерзкий звон перебросился на глаза. Что значит звон в глазах? Это отвратительное чувство, когда кажется, что мозг через уши нашпиговали ватой, а рядом с глазом держат горящую спичку, при этом закрепив веки специальным железным приспособлением, которым пользуются окулисты во время операций, чтобы человек не смог моргнуть. Из глаз рекой потекли слезы и все из-за этой ваты, которая уже начала разбухать под корой головного мозга. По крайней мере прохладные слезы могут хоть не на долго охладить горящие щеки (Аннетт не знала была ли это температура или же психосоматика, но чувствовала она себя отвратительно и уже предчувствовала, что через несколько минут ее начнет знобить).
– На, смотри сколько хочешь. – она протянула маме руки, но та даже не посмотрела на них.
– Не надо. Я и так вижу, что ты конченная. Что ты опять сожрала? Думаешь это так просто тебе сойдет? Через пару лет у тебя начнут отказывать органы, если еще не начали! Как ты вообще можешь приходить домой в таком состоянии?.. – Мать уже перешла на крик, но чем громче она говорила, тем меньше Аннетт ее слышала не потому что не хотела, а потому что из-за громких звуков, звон в ушах, будто пытающийся перекричать их, все усиливался и усиливался.
Аннетт смотрела на мать туманными глазами, пытаясь сфокусироваться и, если не услышать, то хотя бы прочитать по губам что же она говорит. Нет, с этим шумом нужно как-то бороться, она средними пальцами заткнула уши и на секунду звон прошел и, как будто под толщей воды, она услышала крик: – Ты посмотри, она еще уши закрывает! – мать схватила ее за волосы и, потрепав, толкнула в комнату. Мать продолжала что-то слезно орать. Щеки ее покраснели и на лбу выступили вены. «Видимо сильно кричит. Почему я ничего не слышу? Раньше такого не было.» – подумала Аннетт.
Когда мать закончила кричать, она дернула дочку за кофту и вывернула карманы джинс. Ничего не найдя, она начала шарить по полкам в комнате и выкидывать вещи из полок куда попало. Было понятно, что она ищет, но вряд ли найдет (вернее, точно не найдет). Тогда Аннетт попыталась встать, но почти сразу потеряла равновесие и уселась на прежнее место, опираясь на кровать. Сдавшись,
