вслед своей родственнице хан, под громкий хохот нукеров.
Ван Юань вяло улыбается им и машет рукой.
Вокруг дома уже стоит полукруг из телег, образовав привычный монгольский курень. Дозоры прочесали окрестности, но вокруг только пески, после жаркого дня они отдают свое тепло всем желающим, и лица у воинов в монгольских шубах тоже красные, словно заходящее солнце. Разгоряченные и навеселе, похоже, они уже испытали веселящее действо Колы-ванового зелья – тысячник недовольно сжимает рукоять меча… Но ведь хан сам приказал. Чудесный напиток – небеса теряют краски, и все цвета заката ложатся прямо на людей, лошадей… Эти тоже ржут.
– Пошли прочь, бесстыжие… Ты что, собираешься купаться? Ведь монголы ни-ни… По яссе41 за это полагается смертная казнь!
– Я не совсем монголка, и мне отрубят только полголовы, – смеется Наргиз, снимая украшения и одежду.
И хотя они отошли за бархан, и здесь везде заросли душистого тамариска, а высокий тростник глубоко пророс в реку, Ван Юань в ужасе оглядывается по сторонам.
– Я всегда моюсь, – говорит Наргиз, – и не собираюсь кормить вшей, как прочие… Если боишься, уходи.
– Но ведь хан знает, не правда ли? – вдруг вспоминает Ван Юань напутствие Хулагу.
– Конечно, знает, – с достоинством отвечает Наргиз. – Или ты думаешь, что его Докуз-хатун тоже избегает воды?
«Ох, эти женские тайны… – думает Ван Юань, – из-за них ничего не стоит расстаться с головой».
– Я лучше пойду, проверю посты, – говорит он, указывая рукой в сторону лагеря, откуда слышны громкие песни.
И ему тоже хочется петь и смеяться одновременно. «Ох, уж эти женские секреты…»
Сходив до ветру, он нетвердой походкой направляется к Колы-ванову жилищу и входит в тот момент, когда мимо него по узкому коридору проходят стройные красивые дочки хозяина. Одна небрежно обнимает его за шею, но он отстраняет ее руку. Играет музыка и девушки, войдя в горницу, начинают танцевать пред ханом, искусно виляя бедрами и животом, завораживая взглядом. В комнате жарко, девицы только в полупрозрачных шелках, и Ван Юаню кажется, это уж слишком… Облокотившись о дверной косяк, он смотрит осуждающе на танец, но лежащим нукерам это нравится – они громко восклицают и хлопают в ладоши, а вместе с ними хан и… Наргиз. «Как она здесь оказалась?..»
Недоумевая, он разворачивается и идет по длинному коридору. То и дело из смежных комнат выбегают разные смешные люди, собаки проскакивают мимо ног, какие-то дети… Женский шепот за парчовой занавесью. Сидя возле большого казана, старая уйгурка чистит рыбу… «Кто разрешил?» Но вопрос остается без ответа. Он просто выходит из головы, словно из юрты, хлопнув на прощанье пологом – хан в курсе.
В одной из комнат горят свечи, на аналое – две палки накрест и залосненная желтая мануфактура, лежит старый уйгурский фолиант со знакомой вязью. Ван Юань изучал с детства это письмо. Он подходит ближе и видит: «Блажен
