внутри как бы перевернулось. Эти короткие минуты решили дело.
До наступления темноты они были вместе – и не хотели разлучаться: бродили по улицам города, о чём-то говорили, смеялись и как бы невзначай касались друг друга руками, плечами, бёдрами. Иногда Мерет вдруг останавливалась и заглядывала Ренси в глаза – и тогда кровь, как горячее вино, бурлила у него в груди, переполняя сердце.
– Когда я смогу увидеть тебя вновь? – с грустью от предстоящей разлуки спросил Ренси, когда пришла пора прощаться.
– Как только я найду верный способ обмануть стражу, – ответила Мерет, и в её голосе прозвучала неожиданная решимость. Правда, потом она со вздохом прибавила: – Труднее будет усыпить бдительность старой Арти: она старается ни на миг не упускать меня из виду. Постоянно твердит: сиди дома, неприлично дочери фараона носиться по городу как какой-нибудь простолюдинке.
– Я буду тосковать по тебе. – Ренси страдальчески улыбнулся. Но тут же, набравшись храбрости, признался: – Дни и ночи в голове, в сердце моём – ты одна.
– Неужели только я? – Мерет сделала вид, что удивилась. И с лукавой улыбкой прибавила: – Тогда ты должен быть всегда со мной. Всегда, слышишь? Иначе: пропадёшь без меня!
– Мерет… Мерет, – прошептал Ренси с любовью и нежностью, ласково касаясь её лица. – Отчего же у меня такое чувство, что я увижу тебя не скоро?
– Время течёт быстрее вод Великой реки, – успокоила его Мерет. – Мы ведь уже были в разлуке. Однажды придёт час – и я останусь с тобой навсегда…
Лёжа ночью в своей комнате, пропахшей красками, Ренси снова и снова слышал её слова, весь дрожа от возбуждения, как в лихорадке.
«Придёт час – и я останусь с тобой навсегда…» Но когда, когда же придёт этот час?..
8
А на следующий день поднялся страшный ветер – ураган пролетел над всем городом, разрушил пёстрый навес на площади, залил потоками воды улицы, сорвал гирлянды цветов с крыш домов и храмов.
Депет, уже взобравшись на подмостки, громко окликнул Ренси, зовя его к себе. Оказалось, оштукатуренная часть стены пострадала от потоков воды, смешанной с песком и илом. Теперь они должны были работать быстрее прежнего: наложенную штукатурку следовало со стены сбить и заменить свежей. Спустя какое-то время Депет уже размешивал минеральные краски в горшочках с водой, а Ренси, отжав пальцами кисть, начал роспись.
Чем дальше продвигалась работа, тем больше радовался Ренси: любая часть фрески, просыхая, приобретала именно те цветовые оттенки, какие он замыслил в своём воображении. Депет, затаив дыхание, наблюдал, как стену наполняют один за другим замечательные фрагменты: финиковые пальмы, два жирафа, лакомящиеся плодами; прямоугольный пруд с рыбами, над которым порхают птицы, и цветущие у берега лотосы.
– Даже не знаю, который из твоих талантов удивительнее: ваятеля или живописца, – наконец с восторгом сказал он. – Какую красоту создаёт твоя кисть, сколько новизны в рисунке и красках! Так больше никто не умеет…
