числу раненых. А ведь для любого из них время – тоже лекарь.
Как, как должен поступить он в данной обстановке? Отправить передовой отряд и остаться у операционного стола, зная, что в этом случае неминуем плен или просто гибель от вражеской пули. Причём, возможно, остаться одному, без ассистентки, ведь для девушки плен – это ад с последующим изуверским убийством.
Он успокоил себя – хотя успокоение весьма и весьма условно – успокоил тем, что решение оперировать раненого лейтенанта в данном конкретном случае не сыграло роли. Не успели бы и так, и этак… Ждал, ждал какого-то чуда, но чуда не происходило.
«Мчаться к Дону, чтобы успеть к переправе раньше? Нет. Уже поздно, – размышлял он. – Значит надо идти в операционную палатку».
Он уже стал спускаться в балку, чтобы помочь Людмиле, приступившей к операции, чтобы спасти жизнь лейтенанта, оказавшегося в их руках в столь сложную, критическую минуту. Идти, чтобы делать своё важное, святое дело.
«А вдруг пронесёт, вдруг немцы не заметят этой балки? – надежда была малая, но хоть такая. – Они рвутся к реке, чтобы форсироваться её, чтобы выйти на оперативный простор».
Он взял себя в руки. В эти минуты все, все, кто прибыл с ним, под его командованием в эту балку, смотрели на него. Он уже зарекомендовал себя как отличный хирург, способный делать операции в тяжёлых полевых условиях, даже в тылу врага. Но он не был командиром. А теперь вот понял, что военный медик – это не просто медик, что он должен знать и уметь не только то, что ему знать и уметь положено, но неизмеримо больше, поскольку войны, которые вынуждено вести его Отечестве, не оставляют выбора – против России и Русского Мира действуют не просто враги и агрессоры, против действуют только – нет, не животные, ибо сравнение с животными западных нелюдей оскорбит животных – действуют чудовища, обожающие только одно терзать, истязать, убивать – убивать просто так, даже без всякой военной необходимости, а лишь из-за изуверской страсти до этого преступного действа.
Наблюдатель вернул назад, встревоженно прокричав:
– Немцы! Немцы – целая колонна.
Гулянин вышел на край балки, огляделся. Танки уже скрылись из глаз, и со стороны Дона донёсся грохот орудий. Он уже узнавал резкий хлопки наших сорокопяток, узнавал и грохот вражеских танковых пушек, который услышал во время десантной операции. Но вдали, на западе, вновь поднялись клубы пыли, они перемещались сюда, к балке.
«Что это? Колонна автомобилей? – попытался определить, – Может быть наши отступающие части?»
Но над колонной показались наши «пешки» – пикирующие бомбардировщики «Пе-2».
«Значит колонна немецкая», – понял Гулянин.
Донесся грохот взрывов.
Гулянин подумал о девушках. Подумал о Людмиле, которой и так уже довелось пережить сверх всякой меры. В первый же день войны погибли мать и маленький братишка. Их раздавили в автобусе
