засипевшего от удушья шалопута на лестничную клетку, туда же отправил его шинель и фуражку и, захлопнувши дверь, хлобыстнул хахаля жены по лицу. Тот и не думал защищаться, растекшись по полу лужей простокваши.
Вскипевшая злоба разом покинула Шевцова; осталась гадливость, словно гнилой орех раскусил.
– Как ты мог? Пока я там – на границе… Где наши юнкерские представления о чести… Что скажешь, подлец Емельянов?
– А то, что это моя первая любовь! Помнишь, тогда на балу она была со мной. Ты же триумфально покорял любые сердца. Но нет, тебе именно Лера потребовалась! А для меня Валерия Леонидовна – единственный светоч в жизни.
– Хорош светоч. И что ты городишь, она сама меня выбрала. Давай уж придерживаться правды.
– Неужели ты не понял: она вышла за тебя только для того, чтобы показать превосходство над подругами.
– Восхитительная причина. Знаешь, Емельянов, от тебя не ожидал. Ну, сию минуту беги, спасай голову от расплаты!
Незадачливый полуодетый любовник, схватив шинель в охапку, слетел с лестницы.
Валерий собрал дорогие сердцу, с детства хранимые вещи и, не объяснившись с супругой, навсегда покинул их когда-то совместное жилище. Сколько ни прислушивался, он не мог более различить в себе ни ярости, ни пронзительной боли от предательства. Только опустошающую гадливость.
Шевцов долго околачивался по закоулкам, бредя, что называется, куда глаза глядят. В подворотне на Ямской заметил бородатого мужичонку в мятой поддевке, лихо продававшего газету столпившемуся вокруг него разночинному люду. Позволь, а деньги-то где? Состроив безразличную физиономию, Шевцов шагнул к нему, но тот, заметив офицера, рванул с места. Бросить тяжкую ношу не догадался, и Шевцов нагнал его в два счета.
– Стой, сквернавец! Святцы раздаешь? Изволь: одели ближнего!
Шевцов ухватил лапотника за бородищу – вся кудлатая растительность моментально очутилась у него в руке, обнажив сморщенную в дряблый старческий кулачок, выбритую малахольную физиономию.
Воспользовавшись заминкой, обезбородевший распространитель нелегальной литературы кинулся в проходные дворы, отбросив бумажную кипу. Шевцов наклонился: газета «Вперед», издание РСДРП(б). Шевцов не слишком разбирался в классификации революционеров, но содержание газеты ему не понравилось. Сунув одну за борт шинели – ради исследовательского интереса, он собрал рассыпанную, уже грязноватую бумагу и направился в ближайший полицейский участок, сочтя свой долг исполненным.
Метрах в ста от гнездовья попечителей порядка немолодой вечный студент в несвежем шарфе и видавшем виды пиджачонке с продетой в петлицу красной лентой, взобравшись на уличную тумбу, скандировал вирши. Он экстатически размахивал рукой, а пестрая толпа внимала, не больно соображая, о чем это он:
Весы качнулись мировые,
Высоко подняты судьбой.
На чашу
