будто там живут сплошные магометане и буддисты). У него хорошо получался воскресный церковный конферанс.
Здесь, в этой church, всех поздравляли с воскресным днём, пастор молился за богослужение, хором читали Отче наш, какой-нибудь брат – псалом на выбор. Исполнялись гимны «перед началом собрания» (слова проецировались на большом белом экране, и соседи следили, чтобы все пели). И две проповеди разных проповедников.
Бразды правления временно перешли к брату Агайку. Его проповеди слушать было вообще невозможно, и сестра Катя спускалась вниз, что не возбранялось. И видела, как церковные дети сидят в кухне с чужими взрослыми и пьют себе чай с печеньем.
Женщины здесь тоже должны носить платки и юбки до пят, но не все соблюдали, особенно молдаванки, которых было много. И сестра Михайлова противилась. И девяностолетний старец Фёдор Константинович Крестовоздвиженский обозвал её «лесбиянкой» и купил клетчатую юбку, но сестра Михайлова передала её в помощь Донбассу. Вещь же новая…
Раиса же Михайловна наносилась платков ещё в Чечне. Правда, на сей счет, говорила злобно:
– У нас нет такого хамства, чтобы заставлять женщину носить платок! Везде продаются косыночки, повязочки… Когда я жила там, то носила.
Сестра Раиса Михайловна не всегда надевала в американскую церковь платок, но если повязывала, то исключительно красивый: то алый, то изумрудную косынку, изумительно подходящую к белым волосам. Ал лал, зелен изумруд. А вот брюк она не носила, как Катя – юбок.
В старой «Международной христианской газете» один пастор писал, что «женщины носят брюки женские, а не мужские».
Раиса Михайловна, у которой не было дочерей, одни мальчики, очень хотела, чтобы новая сестра выглядела, «как настоящая христианка». Но Михайлову от слова «христианство» уже тошнило как от аналогового «сектантству». Вот православие – другое дело. А эти Иваны, родства не помнящие! С чего они решили, что америкосы – самые умные?
А Раиса Михайловна надавала ей «христианских» летних юбок. Пришлось надевать, раз уж она «идёт на промысел», – самую модную, ультрамариновую, из воланов. Катя чувствовала себя в ней голой.
Женщины в церкви детей Божьих на служении имели право спеть песенку или прочесть стишок. Две бабки, мать Валеры, и другая, Клотильда Фёдоровна из Ферзёва, всегда читали стихи собственного сочинения по тетрадке. Но сейчас брат Валера со всем выводком был в Ялте, а другая стихотворица – в Краснодаре у сына.
– Кто хочет сегодня послужить? – спросил брат Агайк в антракте между проповедями.
– Ой, а можно я? – оживилась сестра Михайлова.
И вышла к микрофону, и прочла стихотворение Эмилии Бронте «Моей душе неведом страх». Было очень странно слышать свой голос по бокам, из двух мощных колонок.
– Аминь! Благодарим! – по традиции ответил зал.
Раисы Михайловны в зале не было, она как раз спустилась вниз присмотреть за обедом. Узнав, что «воспитанница» приняла участие
