поминали оставленных далеко-далеко голубоглазых возлюбленных. Но в своем простодушии они весьма точно угадывали подлинную подоплеку происходящего. Екатерина Вторая охотнее всего предпочла бы и далее почивать на лаврах, пожатых ею в прежних кровопролитных сражениях, и прилагала все усилия к тому, чтобы избежать столкновения с Портой[2]. Однако Потемкин, светлейший князь Таврический, настаивал на войне и в своем высокомерии с беспримерной дерзостью бросал вызов султану.
Вокруг Херсона уже все кишело полками регулярных линий и кавалерии, казаками и вновь навербованными татарами. В окружении Потемкина (в Петербурге его называли потемкинским серале[3] из-за присутствия красивых амазонок, задававших в нем тон), о военной кампании говорили как о деле вполне решенном, и спешили вознаградить себя еще несколькими шумными празднествами за предстоящие опасности и лишения, когда в лагере неожиданно появился статс-секретарь князь Безбородко.[4]
Потемкин в сердцах топнул ногой, когда ему сообщили о прибытии последнего, ибо ни секунды не сомневался в том, что миссия князя в его предприятиях могла означать только перемирие и была делом рук его недругов при дворе, главным образом Воронцова, которого Безбородко поддерживал. Но заносчивый тавриец так же хорошо понимал, что князь является любимцем императрицы и что в данном случае следует проявить предупредительную обходительность и тонкость, а посему он принял статс-секретаря с подчеркнутой любезностью.
– Мой дорогой Безбородко, – воскликнул Потемкин, хватая того за руки, – что привело вас к нам, вас, голубя мира, сюда, где главное слово говорят пушки?
– К сожалению, к сожалению, ваше превосходительство, – ответил Безбородко, – я здесь, где еще совсем недавно императрица была очарована мирным трудом, перенесшимся в военный лагерь, совершенно не представляю себе, какие, собственно, цели вы преследуете этими походами и наращиванием вооружений.
– Разве вы, опытный прославленный дипломат, действительно не догадываетесь, что увиденное здесь вами является прелюдией войны? – с насмешливой улыбкой произнес Потемкин.
– Мне кажется, сегодня мы находимся в самых мирных отношениях со всеми державами Европы, – возразил Безбородко.
– Конечно, – воскликнул Потемкин, – но мои приготовления касаются только державы, которая относится к Азии и которую, я надеюсь, мы в скором времени снова туда и загоним.
– Ваша давняя любимая идея, – промолвил в ответ статс-секретарь, – вытеснить турок из Европы, какое русское сердце осталось бы к этому равнодушным, однако мы не всегда можем действовать так, как нам хочется, есть очень влиятельные страны, заинтересованные в том, чтобы поддерживать турок. То, что вы, ваше превосходительство, здесь затеяли, рискованная игра, и я прибыл, чтобы удержать вас, ибо она могла бы иметь для нас, да и для вас тоже, непредвиденные последствия.
– Вы говорите от имени государыни?
– Разумеется, – продолжал Безбородко, – Их величество послало вам те войска, которые вы запрашивали. Собственноручным письмом, которое я доставил сюда, императрица назначает вас главнокомандующим армией и дает неограниченные полномочия действовать во всех направлениях на случай войны.
Потемкин с нескрываемой радостью торопливо схватил письмо, протянутое ему статс-секретарем.
– Я настоятельно повторяю, – сказал Безбородко, – на случай войны, однако ни до какой войны дело, конечно же, не дойдет.
– Предоставьте мне об этом позаботиться, – перебил его Потемкин.
– Напротив, мы создали все предпосылки, чтобы сохранить мир, – произнес Безбородко. – Императрица надеется на этом пути достичь большего, чем победоносными сражениями. Французское министерство послало курьера к своему послу Шуазо в Константинополь с миссией успокоить диван.[5]
– Успокоить диван, – взорвался Потемкин, – как будто у нас есть причины бояться его гнева. Ах, вот она – нерешительность женщины! Какими грандиозными категориями еще совсем недавно мыслила эта Екатерина[6], как отважны были ее речи, а теперь ее единственная забота состоит в том, чтобы успокоить диван.
Безбородко даже брови не повел в ответ на эту тираду.
– Мне также дано поручение проследить за тем, чтобы вы как можно дольше избегали любого столкновения с турками.
– Итак, короче говоря, мы не должны объявлять туркам войну?
– Нет.
Потемкин широкими шагами принялся расхаживать взад и вперед по комнате.
– Конечно, в Петербурге весьма сожалеют, что выдающийся полководец опять упускает удобный случай одержать победу, – с уничтожающим ехидством присовокупил теперь статс-секретарь.
Остановившись
Порта (Оттоманская, Высокая или Блистательная) – название правительства Османской империи.
Сераль – европейское название султанского дворца и его внутренних покоев (гарема) в Османской империи.
Безбородко Александр Андреевич (1747—1799), русский государственный деятель и дипломат; канцлер и светлейший князь (1797). С 1775 г. секретарь Екатерины II, с 1783 г. фактический руководитель российской внешней политики.
Диван (перс. канцелярия, присутственное место) – совет при государе в Османской империи.
Императрицей Екатериной II тогда владела всеобъемлющая «идея преемства Греции» и оттеснение Турции из европейского Причерноморья являлось прямой практической и политической задачей России (которая в те годы по ряду причин до конца реализована не была). Начиная с января 1787 г. Екатерина II совершает свое знаменитое путешествие на юг, добираясь до Севастополя. Ее пышный и многолюдный кортеж сопровождают иностранные послы, более того, в Крым прибывает австрийский император Иосиф II и польский король Станислав Август. В Херсоне императрица вместе с Иосифом II наблюдает спуск на воду трех кораблей, сам город при этом был украшен символическими «воротами в Византию».
