был чем-то обеспокоен или взволнован? – поинтересовался Иван Федорович.
– Ничего такого за ним не припомню. Все было, как обычно, – немного подумав, произнес Гавриков.
– А он никуда не торопился? Может, у него была назначена с кем-то встреча? – спросил Воловцов.
– Нет, он никуда не торопился. Касательно встречи… – Гавриил Иванович чуть пожал плечами. – Нет, он ничего мне не говорил.
– А вот такой вопрос у меня… Скажите, господин Гавриков, – тут Иван Федорович немного помолчал, после чего продолжил, – а не было ли у Владислава Сергеевича причин… наложить на себя руки?
Такой вопрос Иван Федорович задавал неизменно, когда вел дела, связанные с неожиданными исчезновениями (так положено по протоколу), вот только ответ всякий раз был эмоционально разный: от подчеркнуто холодного, до откровенного негодования. Воловцов даже невольно напряг слух, чтобы получше различить тональность.
В глазах свидетеля мелькнула некоторая растерянность, а потом Гавриков ответил со сдерживаемым возмущением:
– Не было и не могло быть.
– Понятно… А каково было его финансовое положение? – не унимался судебный следователь по особо важным делам. Может играл на скачках или карты?
– В полном порядке, – отозвался собеседник Ивана Федоровича. – Он был на хорошем счету и получал очень достойное жалование. А дурных пристрастий не имел.
– Может женщины? – коротко спросил Воловцов.
Гавриков глянул на него немного удивленно:
– А что женщины… Не было у него никаких особых привязанностей к дамам. Да и не юноша он, знаете ли, чтобы из-за несчастной любви в петлю лезть. – Гавриил Иванович немного помолчал и заключил с пущей убежденностью: – Нет, господин судебный следователь, все у Владислава было благополучно.
Следующим на допрос Иван Федорович вызвал отставного унтер-офицера Дынника. Бывший военный держался уверенно и его ответы примерно соответствовали тому, что уже поведал Гавриков.
– А могли бы вы мне сказать, как вел ли себя Щелкунов в воскресенье десятого января? Может заметили в его поведении какие-то странности? – задал Воловцев следующий вопрос, надеясь услышать нечто несходное.
Отставной унтер-офицер малость подумал, а потом не очень уверенно произнес:
– Он был чем-то весьма доволен.
– То есть? – оживился Иван Федорович, желая услышать продолжения.
– Ну, доволен был, улыбался все время… Не часто его таким приходилось лицезреть, – не зная, чего от него хочет Воловцов, произнес Дынник. – Как кот, наевшийся сметаны, – пояснил отставной унтер, полагая, что судебный следователь его понял. – Разве только не мурлыкал
Воловцов понял. Н дело не в этом, при допросе важно не то, что понял или о чем догадался судебный следователь, а то, что самолично сказал сам допрашиваемый. Поэтому Иван Федорович попросил
