бабки не обменял?
– Как я должен был обменять, если мы нигде не останавливались…
– Дай я обменяю, – предложил Валодиа-Володя. У меня было с собой всего пять сотен долларов, но за полчаса он завоевал мое доверие, и я протянул ему сотенную купюру. Как же он обрадовался, даже глаза на лоб полезли.
– Ты пока обойди озеро пешочком, а я тем временем вернусь, – пообещал Володя и нажал на газ.
По правде говоря, меня очень интересовало, сумеет ли он справиться с искушением и как он распорядится оказанным мною доверием. Если сбежит, сто долларов меня не разорят, но по-человечески мне трудно было бы с этим смириться.
Доверие он оправдал – через десять минут вернулся и отвез меня на Садовую, в дом-музей Булгакова, который писателю никогда не принадлежал. Он снимал какое-то недолгое время там квартиру после переезда из Киева. Между прочим, к чести россиян надо отметить, что они бережно, почти трепетно заботятся не только о жилых домах и квартирах, где когда-то жили именитые деятели литературы и искусства, соотечественники, но и о тех предметах, которые, на первый взгляд, могут показаться не столь значимыми. Русские писатели – Пушкин, Достоевский, Толстой и другие – всегда любили путешествовать по своей бескрайней родине, и повсюду, где ступала их нога, любые здания, где они провели хотя бы одну ночь, отмечены государством как памятники культурного наследия. Квартиры, которые снимал Достоевский в Петербурге и Москве, превращены в музеи. Как и квартиры Пушкина, Булгакова и других.
– Ну а сейчас куда? – спрашиваю своего гида-таксиста, когда мы вышли из дома-музея Булгакова.
– Понравилось?
– Как сказать, ну было кое-что.
– Э-э-э! Я тебя к Булгакову привез, а ты – «было кое-что»….
– К Булгакову вези моего врага.
– А что не понравилось?
– Писательский дом-музей – сложная штука.
– Почему же?
– А потому, что подушка, стены, тарелка и, если угодно, кафель с метлахом должны быть пропитаны запахом обитателя дома. Все должно дышать им. Мы должны чувствовать, что он жил в этих стенах и дышал, за что-то болел всем сердцем, радовался и сердился. Короче, его аура должна присутствовать. С художником проще – выставишь его работы, и хватит. В случае с писателем выставляются не полотна, а та энергетика, которая сохранилась после него, а это очень трудно сделать. Понял, брат? А здесь я ничего не уловил – ни запаха, ни ауры, ни Азазелло, морфия тоже не почувствовал.
– С ума сойти! Захотел учуять запах Булгакова? Во даешь!..
Я понял, что завел таксиста непонятной сложной грузинской породы в философские дебри, и умолк.
– Ладно, а сейчас куда тебя везти? – мой новый знакомец был полон энтузиазма.
– Скажи мне наконец, сколько я тебе должен, и разойдемся.
– Что, закончим на этом? – он был разочарован.
– Думаю, на сегодня – да.
– Да брось ты! Сегодняшняя молодежь ступит пару лишних шагов и тут же начинает охать и жаловаться. В твоем возрасте я из самого Лентехи гонял в Кутаиси на велосипеде.
– Молодец!
