общению невыразимую прелесть. В последнее время Молли постоянно спрашивала: «Когда мне можно вернуться домой, папа?»
Не то чтобы она чувствовала себя несчастной или нежеланной, нет: девушка обожала миссис Хемли, пользовалась любовью сквайра и не понимала, почему многие его боятся. А что касается Роджера, то если он и не добавлял удовольствия, то почти не мешал наслаждаться жизнью. И все же очень хотелось вернуться домой. Почему, Молли сама не знала, однако отчетливо ощущала острую потребность. Мистер Гибсон принимался объяснять и доказывать необходимость ее пребывания здесь, пока девушка не уставала от его заверений и усилием воли не подавляла просившийся на волю крик отчаяния, так как знала, что он огорчит отца.
Откроем тайну: во время отсутствия дочери мистер Гибсон все определеннее склонялся к новой женитьбе. Частично он осознавал направление движения, но в целом мягко, словно во сне, плыл по течению. Роль его оставалась скорее пассивной, чем активной; хотя, если бы разум в полной мере не одобрял грядущего шага, если бы он не верил, что новый брак поможет разрубить гордиев узел семейных затруднений, то вполне мог бы совершить усилие и безболезненно вырваться из сумятицы обстоятельств. А происходило все так.
Выдав замуж двух старших дочерей, леди Камнор получила ощутимую помощь в опеке младшей, леди Харриет, и наконец-то сочла возможным поддаться слабости и болезням. Однако природная энергичность не позволяла болеть постоянно, так что леди Камнор уступала недомоганию только после долгой череды обедов, балов и столичных развлечений. В таких случаях она сдавала леди Харриет на попечение леди Коксхейвен или леди Агнес Маннерс и удалялась в сравнительную тишину Тауэрс-парка, где находила себе занятие в великодушии и благотворительности, которыми поневоле пренебрегала в лондонской суете. Этим летом она утомилась раньше, чем обычно, и возжаждала сельского отдыха. По ее мнению, здоровье печально ухудшилось, однако, не сказав ни слова мужу и дочерям, леди Камнор приберегла признание для ушей доктора Гибсона. Она не желала жалобами – возможно, малообоснованными – отвлекать леди Харриет от радостей городской жизни, которыми дочь искренне наслаждалась, и в то же время не хотела провести в одиночестве три недели или месяц до приезда в деревню семьи, тем более что предстояло готовить очередной праздник для попечительниц школы. Надо заметить, что как сама школа, так и связанный с ней визит дам уже утратили в глазах графини обаяние новизны.
– Девятнадцатого, в четверг, – задумчиво обратилась леди Камнор к леди Харриет. – Что скажешь насчет приезда восемнадцатого, чтобы помочь с подготовкой? Сможешь остаться в поместье до понедельника, отдохнуть и подышать сельским воздухом. Вернешься в Лондон свежей и похорошевшей. Знаю, что отец с удовольствием тебя привезет. Разумеется, он собирается приехать.
– Ах, мама! – воскликнула леди Харриет, младшая, самая хорошенькая и избалованная из дочерей. –
