издавая монотонные звуки «хрррр-хррррр». Погода солнечная, березы в кудрях сережек, белые стволы деревьев выстроились, как на караул – прекрасное настроение лета у всех, кроме одного упрямого курсанта.
– Ничего он не вспомнит! – Таранов к этому времени немного остыл. По крайней мере, он понял бесперспективность своего желания остаться в классе, когда весь взвод бродит по территории, собирает сигаретные бычки, и метет парковые дорожки.
– Не ты это сказал. А Куприн Александр Иванович. – К Чарги, как все звали этого рыжего грузина, подошел Генка, прикурил папиросу, и его примеру последовали остальные, кто помнил девиз с первого года службы: «Курсант курит, служба прет».
– Ну и что, что не я? Куприн остался в прошлом веке. Сейчас другие люди и нравы.
– Люди не меняются. Меняется обстановка вокруг. – Марк всегда успевал подготовиться к семинарам быстрее друзей благодаря своей энциклопедической памяти. «Пролистал конспект, и трояк в кармане», – говорили про таких однокурсников Генка и Семен, которым времени на подготовку приходилось тратить намного больше, чем товарищу. Он встал на сторону Чарги. – Напрасно не веришь. Напрасно. Вспомнит!
– Во все времена были хорошие люди и плохие, жадные и щедрые, добрые и злые. – Чарги умел говорить сдержанно, и в его словах слышалась мудрость всего грузинского народа. Этому природному качеству товарища Таранов по-хорошему завидовал – у самого так не получалось.
– Библия тысячу лет назад прописала все человеческие грехи… Теоретически, ничего нового уже нет, – философски заявил Пучик, лег на молодую зеленую траву, положил руки под голову, и мечтательно уставился в небо, чуть прикрытое молодыми березовыми веточками.
Споры, разговоры, даже дискуссии на природе – милое времяпрепровождение курсантов. Порой в этих неожиданных стычках они находили ответы на волнующие вопросы, иногда получали новое знание, пробовали отстаивать свою позицию словом, а не должностью или званием. Они часто не понимали, что та школа жизни и воспитания, о которой им твердят со страниц «Красной звезды» и «Коммуниста Вооруженных Сил» здесь. И часто учит она не в лекционных аудиториях, а в юношеских словесных баталиях.
– Нашел, что вспомнить. Библия! Анахронизм! Ты ее хотя бы читал? – Таранов вновь стал давить в разговоре, как будто перед ним до сих пор стоит взводный, а не друзья по батарее.
– Я – нет, – честности Генки можно было позавидовать во всем. Даже в тех случаях, когда ложь была во благо, он не врал, честно сознавался в неблаговидном проступке, и получал очередное взыскание. «Как сделать так, чтобы никто не придирался ко мне, и не задавал дурацкий вопрос: «Ты сотворил?», где у меня всегда один ответ – «я», – вздыхал он.
– Вы можете не поверить, но я Библию читал. И Евангелие. У моей тетки есть эта книга. Толстая, правда, но читать можно. –
