меня сердце шалит и ревматизм, – весело отозвался кряжистый украинец, командир взвода.
– Сердце у многих из нас шалит, ревматизм пройдет. Ты командир и должен остаться, – ответил ему командир отряда.
– Бывалов?
Молчание.
– Бывалов?
– Товарищ начальник, слышу плохо. Да и живот что-то расстроился.
– Мандраж пробрал! Штаны полные ‹…› – под общий смех прокомментировал кто-то из присутствующих…
– Семенов?
– Остаюсь, – твердым голосом ответил молодой сильный рабочий.
– Игнатьев?
– Староват я. Да и семья большая. Я отвоевал в свое время. Пусть теперь воюют, кто помоложе.
– А сколько тебе лет?
– 52, – ответил боец с типичным лицом рабочего.
– Генкин?
– У меня желудок больной. К тому же я в армии никогда не служил.
– Обучим. Важно желание. Ну что, писать, что ли?
– Нет, лучше я работать буду.
– Что ж, за уши не потянем. Трусов не надо.
– Карпов?
– Остаюсь. Если все пойдем по домам, кто же за нас воевать будет, – сердито, с сердцем ответил высокий сухощавый парень.
– Хорошо. Правильно. Своих сразу видно.
– Королев?
– Ревматизм у меня, товарищ командир, и справка есть, – отозвался мой сосед, здоровый парень, комсомолец липовый.
– Что ж, Ленинград немцу сдавать будем? Здорово! Ладно, и без вас справимся. Вернемся с фронта – расскажем о вас как трусах. Тоже мне – добровольцы.
– Цыпленков?
– Остаюсь.
– Белов?
– Тоже.
– Степанов?
– Честно скажу – трушу я. ‹…›
Так проходила запись в партизаны. Отсеялось процентов шестьдесят так называемых больных и трусов. Одни жаловались на нервы, сердце, легкие и просто на нутро, другие на зрение, слух, ревматизм, желудок, находились и такие, которые честно признавались в своей трусости. Иные долго колебались. Эти люди были третьего сорта, хуже трусов и «больных», от них можно ожидать, что они и в плен сдадутся, и товарищей продадут. Я на них смотрел с отвращением.
Смеха было много, когда здоровый детина состроил жалкую гримасу, хватаясь за левый бок, он замогильным голосом причитал и жаловался на невыносимые боли во всей «середке». Да и палить из ружья он, по его словам, не умеет, а работать «дюже любит». Этот экземпляр развеселил бойцов и добавил бодрости в приунывших.
Отбор закончился. Вышли во двор. Нас, партизан, построили в две шеренги. Напротив, лицом к лицу – симулянтов и трусов. Мы отобрали у них амуницию, оружие, боеприпасы. Они охотно, даже с радостью расстались с тем, чему несколько дней назад радовались. Мало того, они снимали гимнастерки и услужливо предлагали нам
