свою ошибку и объяснило, что совершать налеты на деревни, занятые противником, не наше дело. Наша задача – караулить у дорог обозы, транспорты и прочее.
Жаль командира отделения эстонца Коллу, красивого честного парня. Он был неплохой командир, пользовался авторитетом среди бойцов и отличался умом от многих командиров. Его убили.
40 километров несли мы раненых по болоту. Голодные, измученные, томимые зноем. Ели траву, прошлогоднюю клюкву и всякую болотную зелень. У всех болели животы от горькой болотной воды. Натирали мозоли, хромали и несли носилки, по колено утопая в вязком мху. Над нами кружили стервятники. Трое суток продолжался наш поход. Спали по два-три часа, бредили. Жадно набрасывались на ручьи. ‹…›
Пройдя километров десять, мы встретили двух старших офицеров. Командир нашего отряда товарищ Татаринов долго с ними говорил, после чего мы изменили свой курс и, отойдя километра на три назад, пошли влево. Шли всю ночь и все утро. Поочередно менялось боевое охранение. Через час-два делали короткий привал. ‹…› С утра приходилось маскироваться от немецких самолетов. Почти каждые пять-десять минут слышалось «Воздух!». В полдень назначали трехчасовой привал. Устали здорово. Проголодались. Во время привала, быстро перекусив и перекурив, легли спать. Мне не пришлось уснуть, я был назначен в боевое охранение в сотне метров от проселочной дороги. Дремал стоя, опершись на винтовку. Кругом был лес. Мириады комаров жужжали в воздухе. Эта карликовая авиация не давала покоя ни утром, ни вечером. После привала поход продолжился. К вечеру подошли к деревне Большие Кленцы, что стоит на берегу реки Луги. Перешли железнодорожный мост. Мост стройный, высокий, красивый. Расположились на опушке леса на берегу реки. Усталость валила с ног. Аппетита не было. Хотелось пить и спать. Разулись, осторожно развесили портянки. Закурили. Большинство как ткнулось в траву или мох, тотчас заснуло.
Кто-то пустил слух, что Турция и Америка объявили войну Германии. А нам объявила Япония. Кто-то сказал, что две тысячи наших и английских самолетов бомбили Берлин, что Финляндия выгнала из своей страны немцев, что Тимошенко отбросил немецкие армии до Варшавы. Кто-то верил, кто-то не верил. Газеты мы около недели не видели, радио тоже не слыхали. Писем не писали и не получали. Мы оказались как бы отрезаны от мира. Весь наш горизонт составляли всего несколько километров, пройденных за последние дни. Нам казалось, что мы уже давно покинули Ленинград, не у многих жила надежда увидеть его еще раз когда-нибудь.
Не успели заполнить фляги речной водой, просушить портянки, как услышали в сотне метров выстрел. Все всполошились. Немцы были от нас в двух с четвертью километрах. Они, как нам сказал один из кадровых командиров, прочесывали лес и расположились на ночлег, иногда вели беспорядочную стрельбу из пулемета. Скоро выяснилось, что один из бойцов по неосторожности или умышленно нажал на спусковой крючок и прострелил себе ногу. Через час нас подняли, и мы пошли вглубь
