о можно и пояснить – почти неделя в тесном купе здорово так способствует налаживанию не то что дружеских отношений, но приятельских уж точно. И дело не в совместно съеденной курице, не в распитии точно уж не одной бутылочки сорокаградусной, а в особой душевной атмосфере. Здесь можно запросто поделиться с попутчиками самым наболевшим, выплеснуть из потаённых глубин души все свои горести и страхи, сомнения и печали. То, что ни в каком другом случае никогда бы никому не рассказал. А здесь – можно. Ещё бы, через несколько дней вагон плавно остановится у перрона Ярославского вокзала, лязгнет напоследок натруженными буферами, и твои недавние попутчики, те, с которыми ты столько дней делил кров и стол, в один момент станут чужими и напрочь забудут всё услышанное. И заторопятся, заспешат на выход, громыхая чемоданами и шурша объёмистыми сумками, словно стесняясь своих недавних откровений. И, шагнув из тёплого вагонного нутра на столичный вокзальный перрон, вздохнут удовлетворённо – с облегчением оставляя за спиной и поднадоевшее путешествие, и долгие откровенные разговоры по душам. Было, да сплыло. Забылось. А ведь на душе у каждого из них действительно стало легче. И никакие психотерапевты не нужны…
С соседями по купе давно распрощался. Молодёжь ещё на подходе к вокзалу в числе самых нетерпеливых ускакала в тамбур, за ними и Юрий Иваныч потянулся, мой нечаянный, но очень интересный собеседник и весьма занимательный рассказчик.
И только я не торопился на выход, не толкался в проходе с сумками и чемоданами среди пассажиров, с которыми за долгую дорогу почти сроднился и которые в этот момент из почти своих стали вдруг совершенно чужими. Дело знакомое, поэтому и сидел я сейчас в купе, прикрыв сдвижную дверь. Но не до конца, а так, оставив невеликую щель шириной в ладонь. Спешить мне некуда, всё равно электрички ходят довольно часто в нужном мне направлении, а полчаса задержки после длинного путешествия никакой особой роли не играют.
Так что сидел и сидел себе спокойно, пережидая в своём купе суету сборов и плотную толкотню в проходе. Постельное давно сдано, за чай рассчитался. Ну не моё это, толпиться в тамбуре, терпеть болезненные удары чемоданных углов по ногам, тут же выслушивать торопливые извинения и терпеливо кивать в ответ. Мол, ничего страшного. Мы же здесь все свои, практически родные люди. Были.
Поглядывал через узкий дверной проём на уже бывших попутчиков по вагону, отстранённо вслушивался в доносящийся из-за окон суетливый гомон вокзала и вспоминал. Вспоминал так захвативший меня рассказ одного из соседей. Рассказывал он о своей жизни, непростой и тем не менее весьма и весьма интересной. Интересной, наверное, еще и потому, что касался он хорошо знакомых мне с детства мест? А кое-какие названные моим нечаянным собеседником имена и фамилии были мне косвенно знакомы по рассказам моих родителей? Может быть… И я буду не я, если по возвращении домой не запишу всё услышанное. Вот только все эти имена и кое-какие географические названия обязательно нужно будет изменить. Так, на всякий случай. Мало ли что…
И до того я окунулся в накатившие вдруг воспоминания, что пропустил всё. И быстро опустевший вагон, и наступившую следом тишину, и тихонько отъехавшую в сторону дверь, и появление на пороге купе облегчённо вздыхающей проводницы, наконец-то скинувшей со своих плеч хлопоты продолжительного пути и довольно проверяющей своё обезлюдевшее хозяйство.
Она-то и заставила меня очнуться, подхватить свои немудрёные пожитки и, смущённо извинившись за задержку, поблагодарив за заботу, заспешить на выход.
Последующая встреча с родственниками и друзьями закрутила водоворотом событий и к своему решению записать всё услышанное и так заинтересовавшее меня в этой поездке по вполне объяснимым и понятным причинам я вернулся не скоро. Только недели через две у меня получилось засесть за компьютер и наконец-то начать работать. Сумел ли я правильно запомнить рассказанное мне в недавней поездке? Не знаю. Как смог, так и запомнил. Почему-то тогда казалось неуместным записывать разговор. А сейчас я об этом остро сожалел. Ещё удивительно к месту пришлись и собственные воспоминания, и услышанные мною когда-то давно воспоминания знакомых и незнакомых людей. И всё это наложилось на впечатления от разговоров «по душам» в тесном ночном купе, отразилось в тексте. Постарался оставить без авторских изменений и правок эти воспоминания, пересказал точно так, как услышал их когда-то. По крайней мере, на это надеюсь. Потому что время жестоко и уже никогда никого не переспросишь, не уточнишь подробности. Потому что уже всё, ушло то время, ушли люди. К сожалению. Остались они лишь в моих воспоминаниях и в своих рассказах…
Чтобы всё это не утерялось окончательно, решил воспользоваться своим правом и поделиться воспоминаниями с вами, мои читатели. Что получилось в итоге? Надеюсь, что что-то получилось. Поэтому не судите строго и прежде, чем начинать бросать в автора тапками, припомните замечательную надпись в салуне Дикого Запада: «Не стреляйте в пианиста, парень играет, как умеет…»
Глава 1
Сколько мне тогда было лет, в моём далёком-далёком детстве, почти в
