пальцы: при всем его мизерном статусе знание языков вызывает уважение. Леша сейчас страдает больше других из-за собственной неспортивности. А главное, наличие лишнего интеллекта мешает ему воспринимать происходящее единственно правильно. Руки больше не в состоянии разогнуться, и он входит в полный тактильный контакт со шпалами, не в силах более оттолкнуть отяжелевшее тело от поверхности планеты. Наверное, где-то в глубине его насыщенного знаниями мозга мелькает шальная мысль, что неплохо бы сейчас сдохнуть, по себе знаю.
– Михальчик, встать! В чем дело? Уж не устал ли ты?
– Я больше не могу, товарищ сержант. Нельзя же так с людьми.
– Что??? Это кто здесь люди?
Бедолага – похоже, он искренне верит в то, что говорит. Полгода назад я тоже так думал, правда мысли свои озвучивать не торопился. Но мои сопливые командиры сумели внушить мне веру в безграничность собственных возможностей, а также силу своего педагогического дара. А у Леши уже подкашиваются ослабевшие от жары и общего физического изнеможения ноги, и, пока он не свалился окончательно, я успеваю жестко скомандовать:
– Упор лежа принять!
Говорят, глаза – единственный открытый участок мозга. У меня не хватит слов, чтобы перенести на бумагу то, что я прочитал в его взгляде.
– Как это…? – по инерции переспросил он, еще на что-то надеясь.
Неужели, Леша, ты еще не усвоил: если тебе так плохо, что дальше, казалось бы, некуда, то чтобы стало легче, надо сделать еще хуже, чтобы предыдущее состояние воспринималось как нереализованная удача.
– Упор лежа!!! – ору я уже профессионально поставленным голосом, добавляя пару тонов вверх. Это хорошо прочищает заплывший усталостью мозг. Страх великая штука: слегка парализуя, он в то же время помогает живому существу преодолеть физическую немощь и выжить в экстремальной ситуации. Духов в десять раз больше, вокруг девственная природа и при желании они могли бы соорудить нам уютное надгробье у основания насыпи. Но они уже грохнулись на врытые в песок шпалы.
– Раз! Два! Раз! Два! – Я в очередной раз убеждаюсь в верности армейской педагогической доктрины и безграничных возможностях организма советского солдата. Все это для их же пользы. Я просто помогаю подчиненным открыть чакры для высвобождения скрытого потенциала.
После того, как они доходят до состояния «хоть убивай, больше все равно не сможем», которое тоже знакомо мне не понаслышке, я еще раз напоминаю им о причине наказания, особо акцентируя внимание на том, что для подобного проступка оно является необыкновенно гуманным. Затем объявляю, что им предстоит еще час ударной работы и, если служебное рвение будет достаточно очевидным, группа будет поощрена походом к обнаруженному в лесу озеру. В противном случае поощрение будет заменено так полюбившимися физическими упражнениями. Звучит команда, и духи равномерно распределяются по двум сторонам объекта.
Пекло стоит
