гоняли на уборку, как нас на картошку. А после окончания института я на пару недель летал к школьному другу в Азербайджан, где после летного училища он уже почти год служил недалеко от Баку. Воспитанный в духе интернационализма и являясь таковым по сути своей, я всегда испытывал неподдельный интерес к представителям других наций.
С грузинами предстояло много мороки. Принятых в армии правил они не понимали и не признавали. Из 30 человек карантина по-русски кое-как говорили человек пять. В подобных группах всегда выкристаллизовывается неформальный лидер-предводитель. Таким стал Гоча. Был он высок, широк и очень толст, внешне напоминая восточного духанщика из старых фильмов, для полного сходства не хватало только бурдюка с вином. Гоча неплохо говорил по-русски, и земляки его слушались. По команде «подъем» грузины неторопливо одевались и никак не могли взять в толк, почему это надо делать за 45 секунд. На попытки что-либо объяснить реагировали темпераментно и громко кричали, активно жестикулируя. В такие моменты я подходил к Гоче, и по возможности спокойно и на равных объяснял, что в армии принят определенный порядок, что по утрам положено убираться и надо бы организовать парней. Гоча внимал с важным видом, после чего издавал гортанный клич и вокруг него тут же собиралась толпа.
С минуту он объяснял ситуацию, яростно размахивая руками, затем аудитория, согласно кивая головами, разбирала инструмент и приступала к работе. Гоча успел завести в полку обширные связи. В приватной беседе он как-то посетовал, что из взятых в дорогу 3000 рублей осталось совсем немного, и я тут же вспомнил о своих двадцати. Но оставшиеся деньги делали свое дело, притягивая к нему случайных людей. В чайную Гоча не ходил и говорил, что в случае необходимости купит ее вместе со всеми продуктами, мебелью и буфетчицей.
В столовой грузины никак не могли понять, что выставленное на стол делится поровну. В первый день за завтраком севшие с краю сожрали все масло и сахар, остальные же в недоумении озирались, ожидая, когда принесут еще. После обеда новоиспеченные воины шумной бараньей толпой сбивались в бесформенную отару, с натяжкой именуемую строем, и, засунув руки в карманы, топали в казарму. Строевой шаг явно не клеился, но их пока и не напрягали, они еще не понимали, куда попали. В казарме они рассаживались отдохнуть по кроватям, некоторые забирались прилечь на второй ярус. Гоча брал в руки привезенную с собой гитару и красивым, мелодичным голосом пел «Чито-грито» из «Мимино», подражая Вахтангу Кикабидзе. Получалось неплохо, и мы слушали с удовольствием. На попытки объяснить, что сидеть и тем более лежать на кроватях запрещено, реагировали удивленно и бурно, наивно полагая, что кровати только для этого и предназначены, а также ссылаясь на лежащих в любое время старослужащих. Поведение их раздражало, но мы терпеливо ожидали, тем более что основное время приходилось проводить в нарядах. Времена стояли строгие, андроповские, в случае чего грузины заложат не раздумывая. До присяги оставались считанные дни, она была назначена на
