о тех, кто должен был заботиться о ней самой. Она остро чувствовала любые перепады настроения своих близких и мечтала достичь такого уровня состоятельности, который оградил бы ее от тягостных финансовых перипетий ее детства. В некотором роде вся жизнь Люси была мучительным диалогом между ее настойчивым стремлением к независимости – в ипостаси «девы-воительницы», как она это называла, в честь шведских предков матери, – и ее непринужденной способности отыскивать надежную гавань – если так можно выразиться, развивая сравнение с викингами, – привлекая внимание влиятельных мужчин, которые брали ее под защиту.
Люси сказала стюардессе, что не будет завтракать, и попросила сделать ей «Кровавую Мэри». Она с нетерпением ждала взлета, чтобы поскорее уснуть. Пристегивая ремень безопасности, она внезапно ощутила, как правую ногу свело необычной судорогой, похожей на ту, которую иногда чувствуешь в своде стопы, но сильнее, обширнее и продолжительнее. Люси села поудобнее и сжимала подлокотники кресла до тех пор, пока судорога не прошла. За последние две недели подобное случалось дважды, и оба раза она списывала это на приступ паники. В общем-то, симптом был пугающим, но особо не удивлял, потому что появился в самый тяжелый для нее месяц сплошного стресса и затяжной бессонницы. После того как Люси неожиданно отказали в продлении визы, «Стратегия» предложила перевести ее в лондонский филиал, но она решила принять предложение Хантера, что означало не только смену континентов и поиски нового жилья, но и начало новой работы. А тут еще и Нейтан.
Последние четыре года Люси жила в Нью-Йорке с Нейтаном, ее богатым и красивым американским бойфрендом, чьи родственники, можно сказать, приняли ее в семью. Родители Нейтана, с их особняком на берегу Лонг-Айленда, внушительным краснокирпичным домом в Уэст-Виллидже и тремя взрослыми детьми, которые обитали в роскошных квартирах по соседству, своей теплотой, равно как и отсутствием нищеты и психических расстройств, являли собой пример семьи, радикально отличающейся от той, в которой выросла Люси. Это продолжалось уже долго, Люси всем нравилась, поэтому все родственники Нейтана полагали, что очаровательная пара в конце концов официально оформит свои отношения, причем лучше раньше, чем позже, поскольку так будет не только романтичнее, но и полезнее. Сделанное Нейтаном предложение заставило Люси осознать, что ей совсем не хочется провести в его обществе не только всю оставшуюся жизнь, но и вообще какое-либо длительное время. Напористость Нейтана и его родных принудила Люси сделать вывод, что их отношения основывались на привычке и на гипнотическом страхе утраты. Поначалу Нейтан не принял отказа и начал уговаривать ее, упирая на глубину своего чувства и общность интересов, но Люси твердо стояла на своем, и в конце концов выяснилось, что он просто не представляет себе, что женщина с таким унылым прошлым может отвергнуть подобное выгодное предложение.
– Неужели ты не желаешь вот этой жизни? –
