не стала выяснять отношения. Некогда. Она добежит быстрее, чем он будет искать место для разворота.
Оказавшись на тротуаре, она взгромоздила на плечи свою давно привычную, но не ставшую любимой ношу, и, покачнувшись, уверенно двинулась вперед. Улица была почти пустой и почти тихой. Эмма поправила на лбу тонкую зеленую шапку и, поднеся кулак ко рту, широко зевнула. Шесть утра, боже! К этим ранним подъемам невозможно привыкнуть.
Руки начинали замерзать, Эмма влезла в карманы непромокаемой зеленой куртки со светоотражателями, вытянула перчатки. И что, что апрель? От промозглости утра зябли пальцы. В одном из карманов зазвонил мобильник. Перехватив обе перчатки одной рукой, Эмма снова влезла в куртку и достала телефон.
Мама.
Она обещала лечь спать! Эмма нажала на ответ.
– Алло!
– Ты забыла термос, – сходу выпалила Элла Маршалл.
Чёрт! Эмма устало вздохнула. То-то рюкзак кажется на две пинты легче. Но нет, не кажется…
– Мам, я всё равно не вернусь за ним. Обойдусь без термоса или куплю в Дамбартоне. Поспи еще, пожалуйста.
– Ты же знаешь, что я не могу уснуть, когда ты уезжаешь…
Действительно. Не спит, волнуется. Будто это не обычная поездка в Шотландию, а подъем на Эверест.
– Может, быстренько вернёшься за термосом? – продолжила она трубку. – Я могу выйти навстречу…
Шагая вдоль закрытых кофеен и торговых точек, Эмма закатила глаза.
– Ма-ам, у меня выезд в шесть, ну какой термос?
– Извини, конечно… Я просто волнуюсь… Одевайся тепло, хорошо?
– Обязательно.
– И даже возле костра накидывай на плечи что-то тёплое. И прячь поясницу…
Это повторялось постоянно. Примерно на десятый поход Эмма перестала психовать из-за маминых напутствий.
– Хорошо, – спокойно ответила она, глядя под ноги. Рыжие носы ботинок быстро мелькали на тротуарной плитке.
– И звони мне каждый день.
– Как всегда. Вижу, что есть сеть – звоню тебе. Ложись спать.
– Я тебя люблю, – тихо сказала мама.
– Я тебя тоже.
Эмма прервала вызов и мягко улыбнулась погасшему экрану. Как бы сильно ни раздражали повторяющиеся из раза в раз просьбы одеваться и звонить, Эмма стоически их переносила. Это было трогательно. Мама стремительно теряет зрение, вышла на пенсию, и когда Эмма уходит в поход – Элла на десять дней остаётся одна. Ей просто необходимо заставлять дочь одеваться. Это для неё важно. И это нужно терпеть.
Спрятав телефон в карман, Эмма принялась на ходу надевать перчатки и стремительно шагнула за угол. Она не смотрела, куда идёт. Один палец перчатки вывернулся наизнанку, и она стала по полдюйма проталкивать его назад. Периферическое зрение уловило что-то тёмное впереди на тротуаре, но отреагировать Эмма не успела. Сделав еще одни размашистый шаг, она ударилась о большую преграду, пошатнулась и упала на четвереньки на серую плитку.
– Осторожно! – воскликнула «преграда».
Одно
