По палате, несмотря на открытую форточку, растекалась неимоверная вонь. Я попытался дышать через подушку.
– Гога, сука, что же ты делаешь?! – возопил кто-то.
Но грузин, похоже, не слышал. Кажется, даже что-то напевал, чтобы работа спорилась.
Наконец он покинул туалет. Ещё минут через двадцать стало возможным дышать уже без подушечного фильтра. Но в течение следующих полутора часов уснуть всё равно не удалось – новенький наркоман на соседней койке, справа от меня, начал усиленно стонать и ворочаться. В конце концов, не выдержав, страдалец поднялся и побрёл к решётке. Схватившись руками за металлические прутья, крикнул в коридор:
– Эй, сделайте хоть какой-нибудь укол, кумарит же по-чёрному!!!
– Чего тебе? – поинтересовался подошедший санитар Миша.
– Кумарит. Того и гляди сдохну. Не могу больше…
– Фамилия?
– Чья?
– Твоя! Свою я знаю.
– Трефилов. Борис Трефилов.
– Оля, глянь, на Трефилова есть какие-нибудь назначения?
Пока Ольга просматривала документы, Борис мычал, прижавшись лбом к прутьям решётки, а Миша сочувствующе разглядывал собравшихся в палате.
– М-да… напихали вас тут… – протянул он.
– Восемнадцать человек на тринадцать коек, охренеть просто! – с готовностью возмутился кто-то с наркоманского ряда.
– У Трефилова на вечер нет ничего, – раздался издалека Ольгин голос.
– Может, вы ему хоть спазмолитик вкатаете? – вступился я за несчастного. – Он тут червячный винт изображает. Сам не спит и другим не даёт.
Через пару минут добросердечная Ольга сделала мученику укол. Впрочем, если это и помогло, то не слишком. Ещё полчаса – и Боря снова был у решётки. Он принялся канючить:
– Братуха, не помогает! Может, чего-нибудь другое впрыснете, а? Не могу больше…
– Куда что девается, – проворчал Миша. – Тебе уже и так нехилую дозу спазгана влили…
Но Трефилов от решётки не отлипал. Не потому, что он от природы такой настойчивый, а… абстиненция, в общем. Очередные полчаса нытья, и медперсонал согласился на второе нарушение:
– Иди, готовь вену, но запомни, если скажешь кому – самолично удавлю, – предупредила маленькая и полная Ольга. – Понял?!
– Конечно! Клянусь, никому ни слова!
С реланиума уколотого развезло: его мозг уже спал, но тело пыталось довершить дела, о которых этот бедолага не вспоминал последние часа два. Одурманенный рвался снять с себя рубашку и штаны. Руки и ноги его не слушались. Я помог ему раздеться. Затем Трефилов захотел наведаться в сортир. Отпускать его туда одного не стоило – в таком состоянии он легко мог упасть и раскроить обо что-нибудь голову. Придерживая наркомана за плечи, я довёл его до толчка и держал шатающегося, пока он минут пятнадцать пытался приспустить трусы и нащупать собственный член, чтобы помочиться, – в этом процессе я ему не помощник. Удивительно, но примерно половина экскрементов попала по назначению.
