талантливых и непохожих.
В 1976 году мужу стукнуло 60 лет. Решено было устроить банкет и для домашних друзей, и для сотрудников ИМЭМО.
Все, казалось бы, прошло замечательно. Тамадой был Зиновий Паперный – знаменитый остряк и литератор, знаковая тогда фигура. Он договорился с Домом актера – самым модным заведением в ту пору, – написал конферанс. Впоследствии на банкет пришла и другая знаменитость того времени – Юрий Мирский, талантливый международник-плейбой. В банкетном зале всем распоряжались наши молодые – сын Алик и его жена Катя.
На самом деле юбилей Д. Е. прошел незаслуженно тускло. Никто из начальства института в Дом актера на Тверскую не пришел. Д. Е. не получил ни официальных поздравлений, ни адресов, я уж не говорю об орденах и медалях – даже похвальных грамот я не видела. По-моему, кроме наших друзей и сотрудников сектора, никто Д. Е. даже не поздравил.
Однако это далеко не все. Кроме, так сказать, повседневных, текущих замалчиваний, нападок и обвинений, Д. Е. порой оказывался в тяжелейших ситуациях, несколько раз у него грозили отобрать партбилет, что означало гражданскую смерть.
Первый раз это было связано с «делом Некрича». Второй – с предполагаемой публикацией нашей общей книги о Гитлере в «Новом мире», третий – с отъездом нашего сына Алика на ПМЖ, то есть с его эмиграцией.
О своих переживаниях и огорчениях в институте Д. Е. мне никогда не рассказывал. Не только потому, что наши отношения время от времени разлаживались, но еще и потому, что не хотел выглядеть ни в ничьих глазах обиженным и слабым. Только после смерти мужа я, не найдя никаких его дневников, писем и личных записей, обнаружила многочисленные, напечатанные на машинке записки с его объяснениями, покаяниями, извинениями за какие-то статьи, выступления или просто высказывания по германскому вопросу. Нашла и подумала: «Боже мой, и почему он всегда должен был в чем-то каяться, признавать свои ошибки, свою вину и т. д.? Как это ужасно, как унизительно!»
И все это происходило в 1960-е, которые из сегодняшнего дня кажутся многим людям такими лучезарными!
Первая более-менее публичная протестная история, в которой был замешан Д. Е., именуется «делом Некрича», о котором я подробно написала в своих мемуарах «Косой дождь». Однако вкратце придется напомнить суть этого «дела».
Александр Некрич – для нас с Д. Е. просто Саша, поскольку он жил с нами в одном доме, – написал небольшую книгу по заказу издательства «Наука», под названием «1941. 22 июня». Книга эта прошла шесть цензур: обычную главлитовскую, военную, Комитета госбезопасности, мидовскую, и, наконец, часть книги была согласована с отделом науки ЦК КПСС.
В книге Некрича были приведены интервью автора с некоторыми нашими военачальниками, в которых отмечались (очень осторожно!) ошибки военного командования в самом начале войны.
Книга вышла, и скоро в официозе – в газете «Правде» – появилась зубодробительная статья о ней. Расчет был
