ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы. Евгения Лёзина

      Хотя люстрация и открытие архивов представляли собой крайне противоречивый процесс и вызывали множество ожесточенных споров во всех странах региона, обсуждение этих мер оказалось в центре политической повестки большинства посткоммунистических демократий. Люстрационные меры были приняты в разные периоды – как на очень раннем этапе, так и спустя годы и даже десятилетия после краха коммунизма. Приблизительно с начала 2000-х годов исследователи отмечали феномен так называемой поздней люстрации, в ходе которой ряд стран впервые проводили или существенно расширяли принятые ранее программы люстрации и открытия архивов (Литва, Польша, Румыния, Венгрия, Словакия, Грузия, Украина), а страны, принявшие люстрационные законы на раннем этапе (Германия, Чехия), продлевали их действие[7].

      Мы подробно рассмотрим, каковы были основные аргументы в пользу принятия подобных механизмов, в чем заключались эти меры и каковы были их последствия, с каким сопротивлением они сталкивались, в чем состояла и чем объяснялась разница подходов к проработке прошлого в разных государствах региона.

      Главы третьей части книги обращены непосредственно к советскому наследству «серпа и молота» и к попыткам его преодоления. Мой интерес к проблематике переходного правосудия и проработки прошлого родился из попыток понимания именно российской ситуации. В начале 1990-х годов в России, как и в других недавно обретших независимость бывших республиках СССР, велись дискуссии о необходимости избавления от советских репрессивных институтов – компартии и органов госбезопасности, – а также от символов советской эпохи. В те годы возникло ощущение, что многочисленные публикации о сталинском терроре, появившиеся в годы перестройки, гарантируют невозможность реабилитации Сталина и сталинских методов управления в будущем.

      Однако, вопреки подобным ожиданиям, в случае России не произошло полного избавления ни от советских репрессивных институтов, ни от символов и мифов советской эпохи. С начала 2000-х годов социологи «Левада-центра», проводившие регулярные исследования российской исторической памяти, фиксировали стабильный рост положительных оценок фигуры Сталина в российском общественном сознании. В последние полтора десятилетия число тех, кто оценивает роль Сталина в судьбе страны как положительную (в среднем чуть более 50 %), неизменно превышало тех, кто дает ей отрицательную оценку (в среднем около 30 %)[8]. А в последнее десятилетие наблюдался настоящий «ренессанс» сталинизма. Так, за 2012–2015 годы почти вдвое – с 25 до 45 % – увеличилась доля россиян, считающих, что жертвы, которые понес советский народ в сталинскую эпоху, были оправданы великими целями и достижениями той поры[9]. Если в августе 2007 года 72 % были готовы назвать сталинские репрессии политическим преступлением, которому не может быть оправдания, то в марте 2016 года так считали уже только 45 % опрошенных

Скачать книгу