музыку был не в состоянии, так как постоянно находился в подпитии.
А Лори приходилось все это терпеть.
Сексом они теперь занимались редко – из-за своего пьянства Пол почти утратил физическую способность к интимной близости. Лишь иногда он взгромождался на нее, но это был чисто механический акт, в котором не было ни тепла, ни нежности, ни даже особенного желания. В такие минуты Полом двигала вовсе не любовь, а саморазрушительный гнев; что касалось Лори, то она была низведена им до положения объекта, на котором он вымещал свою горечь и разочарование. Довольно скоро ей стало ясно – она должна уйти, чтобы самой не лишиться рассудка. Она больше не могла выносить внезапных смен его настроения, его истерических припадков, его слезливого раскаяния. Самолюбие Пола жестоко страдало, неуверенность в себе росла с каждым днем, и Лори начинало казаться, что теперь ее муж нуждается в постоянных утешениях, которых она не могла обеспечить ему чисто физически, так как продолжала работать в институте.
В конце концов она все-таки решилась – сняла квартиру и стала жить отдельно, но на развод подавать по-прежнему не спешила, надеясь, что Пол сумеет преодолеть свою слабость и они снова смогут быть вместе и любить друг друга.
И снова ее надежды не сбылись. Всего через три месяца она узнала, что Пол умер. Его подружка, которую он завел после ухода жены, позвонила Лори и сказала, что нашла его лежащим рядом с пианино, на груде измятых и порванных нотных листов. Посмертное вскрытие показало наличие в крови летальной дозы алкоголя и барбитуратов. Вердикт коронера гласил: «случайная смерть по неосторожности», и Лори не стала оспаривать это решение. Она считала, что покончить с собой Полу не хватило бы характера.
Сейчас, с усилием расчесывая щеткой свои густые волосы, Лори сокрушенно покачала головой. Ей было жаль Пола, чья жизнь оказалась такой короткой, такой никчемной и пустой. Она хорошо помнила, что на его похороны пришло всего несколько человек – дальних знакомых и коллег-музыкантов. Даже с ее родителями он не успел познакомиться: им было трудно приехать в Нью-Йорк, так как отец Лори не мог надолго оставить своих прихожан, а сам Пол наотрез отказался ехать в Небраску, которую презрительно называл «глухоманью». Его собственная мать, впрочем, жила в Висконсине – тоже довольно далеко от центров «культурной жизни», и Пол ее, похоже, стыдился. Он так и не познакомил с ней Лори, да и за все время их брака звонил матери считаное число раз. На похороны она тоже не приехала – когда Лори позвонила ей, чтобы сообщить о случившемся и рассказать, как умер ее сын, эта далекая чужая женщина просто выслушала ее, а потом повесила трубку, так и не сказав ни слова.
В первое время Лори была склонна обвинять в смерти мужа себя. Если бы она была к нему внимательнее, если бы больше утешала и поддерживала, если бы не ушла от него, со временем Полу, быть может, и удалось бы выбраться из трясины, в которой он завяз и в которую погружался все глубже. И только после того, как прошло
