через всю столовую и всеми силами обрушились на пирамиду, стараясь развалить ее и добиться чистой победы. Но если в процессе нападения какая-то часть их тел касалась пола, это означало немедленную дисквалификацию всей команды.
Команда Майкла выдержала стремительность и вес нападения, и наконец все восемь игроков команды Эндрю, стараясь, чтобы даже пальцем ноги или руки не задеть пол, взгромоздились, как стая обезьян, на пирамиду Майкла.
С вершины кучи Эндрю задал главный вопрос, который должен был означать блестящую победу или бесчестное поражение:
– Боку-боку, сколько пальцев я поднял?
Майкл, придавленный взгромоздившимися на него телами, предположил:
– Три?
– Два!
Эндрю утвердился в победе, и пирамида с угрюмым ворчанием развалилась; в воцарившемся хаосе Майкл придвинулся к уху Эндрю:
– Как ты думаешь, могу я позаимствовать сегодня вечером мотоцикл?
Эндрю, еще не отдышавшийся, скосил глаза на Майкла:
– Снова хочешь подышать свежим воздухом, мой мальчик?
И поскольку Майкл явно смутился и не нашел умного ответа, он продолжил:
– Все мое – твое, отправляйся с моим благословением и передай счастливице мое глубочайшее почтение, ладно?
Майкл оставил мотоцикл среди деревьев за амбаром и, неся связку армейских одеял, направился по грязи ко входу. Как только он перешагнул порог, вспыхнул свет – Сантэн подняла заслонку сигнального фонаря и направила луч ему в лицо.
– Добрый день, месье.
Она сидела на тюках соломы, подобрав под себя ноги, и проказливо улыбалась ему.
– Вот так сюрприз! Какая встреча!
Он вскарабкался на тюки и обнял ее.
– Ты рано пришла! – упрекнул он девушку.
– Папа рано лег спать…
Она не смогла продолжить, потому что губы Майкла закрыли ей рот.
– Я видела новые самолеты, – выдохнула Сантэн, когда они отодвинулись друг от друга. – Но не знала, который из них твой. Они все одинаковые. Меня беспокоит то, что я не могу отличить твой.
– Завтра мой снова станет желтым. Мак перекрасит его для меня.
– Нужно договориться о сигналах, – сказала Сантэн, забирая у него одеяла и начиная сооружать гнездышко между тюками.
– Если я вот так подниму руку над головой, это будет означать, что вечером мы встретимся в амбаре, – предложил он.
– Этого знака я буду ждать с нетерпением. – Сантэн улыбнулась и разгладила одеяла. – Иди сюда! – приказала она.
Голос ее сразу стал хрипловатым и мурлыкающим.
Много позже, когда она лежала, прижавшись ухом к обнаженной груди Майкла и прислушивалась к биению его сердца, он слегка пошевелился и прошептал:
– Сантэн, так не годится. Ты не можешь поехать со мной в Африку.
Она резко села и уставилась на него, сжав губы,
